Ромка выслушал сбивчивый монолог Инны, помолчал секунду, а потом начал спокойно рассуждать вслух, словно беседовал сам с собой:

— Затея, конечно, рискованная. Мягко говоря. А если честно — еще и дурацкая. С богатенькими старушками лучше не связываться. Их ангельский облик — всего лишь маска, прикрывающая хищную сущность. «Пиковую даму» на днях слушала? То-то! Три карты, три карты… А потом бабка будет в страшных снах являться. И вопросов этим одуванчикам лучше не задавать. Мол, бабушка, а почему у тебя такие большие уши? А там не бабушка, а — гам! — серый волк в оборочках. Как в сказке удачливого французского чиновника по фамилии Перро. Но встреча Инны со старушкой и вправду единственный шанс заполучить картину, — неохотно согласился Ромка.

— Изольда готова платить за риск, — заверила его Инна. — Она ведь вначале планировала выкупить «Графиню». Четверть стоимости картины — отличная цена. Скорее всего, тетушка согласится. Она доверяет только своим, а точнее — тебе и мне. По крайней мере, мы не исчезнем вместе с картиной — поминай, как звали.

Словом, Инка поставила Ромку Караваева перед выбором: или он вместе с ней рискует, или продолжает свою скучную жизнь, единственным развлечением которой служат похожие, как близнецы, свидания с дамами средних лет в каморке осветителя…

— Ну и дела! — только и смог пробурчать Ромка после ее вдохновенного монолога. И вдруг добавил: — Надеюсь, у старушки в квартире найдется для нас укромный уголок?

Хорошо, что Ромка не мог увидеть по телефону, как она краснеет. Однако Инна взяла себя в руки и постаралась не менять деловой тон:

— Если картина будет у нас в руках, то уголок найдем где угодно — хоть под куполом парашюта. А ты, похоже, легких путей не ищешь, Ром? Лишь чувство опасности возбуждает истинного Казанову! Я права?

Ромка не стал возражать. Он громко засопел в трубку, а потом внезапно отключился.

Бойкая репортерша опять вовсю хозяйничала в душе Инны, подсказывая рискованные ходы и толкая на опасную дорожку. Она уже почти придавила своим весом червячка сомнений, этого крошечного змея, впускавшего в ее сердце яд угрызений совести. Червячок вначале расплющился, а потом и вовсе исчез под безжалостной кроссовкой внезапно выросшей почти до размеров реальной Инны авантюрной журналистки.

В общем, Ромка уловил в воздухе запах авантюры и захрапел, как породистый жеребец, почуявший звук полковой трубы. Инна успокоилась: теперь ее милый никуда не денется. Напротив, станет думать о ней с каждым часом все настойчивее: он уже подсел на секс в экстремальных условиях, как подсаживаются богатые и пресыщенные молодые люди на экстремальные виды спорта. Можно даже исчезнуть из его жизни на какое-то время — это лишь усилит его зависимость от нее. Осознав это, Инна внезапно потеряла к любовнику всякий интерес. Так, наверное, переставал он сам вожделеть соблазненных подружек. Что ж, теперь она независима — значит, свободна! Пусть Ромка пока поскучает в семье, ей пока есть чем заняться. И журналистка набрала номер хозяйки элитной квартиры на Мойке.

— Инночка, куда же вы пропали? — почти закричала старушка. — Я так надеялась выпить с вами сегодня чаю и вволю посплетничать. Домработница как раз купила мои любимые эклеры.

— Полина Андреевна, а я ведь неподалеку. Если хотите, могу заглянуть к вам, — предложила Инна без экивоков.

— Вот и умница, тогда я велю домработнице приготовить чайный стол, — обрадовалась собеседница, и Инна, сунув мобильник в карман дубленки, поспешила по знакомому адресу.

Почти возле дома она сообразила, что идет в гости и неплохо бы купить чего-нибудь к столу. Так, пирожные у бабульки уже есть, конфеты — слишком банально, словно идешь на прием к врачу или чиновнице ДЭЗа. Остается спиртное. Не помешает для легкости беседы. Пожалуй, все же шампанское. Его дамы пьют в любом возрасте. А этот пьяница Ильич нам не указ. Видите ли, от шампанского у него голова болит. Это сколько выпить. Пускай водку хлещет, ради бога. Да, кстати, к десерту сойдет и отечественное, полусладкое — все-таки она, Инна Морозова, пока скромная журналистка, а не раскрученная сочинительница, чьи творения красуются в каждом ларьке.

Через десять минут Инна с бутылкой шампанского в пластиковом пакете и с дежурной улыбкой на устах звонила в квартиру на Мойке.

Старушка открыла ей по-домашнему: в уютном переднике, надетом на элегантный брючный костюм.

— Проходите-проходите, — добродушно заворковала она чуть картавым «дворянским» голосом, — все давно готово. Хорошо, что вы все-таки пришли, не выношу одиночества. После смерти Никки меня не покидает какая-то смутная тревога.

Инна привычно направилась в гостиную.

— Нет-нет, пожалуйте направо, — шутливо преградила ей путь хозяйка. — Добрых старых знакомых, как вы должны помнить, я принимаю в приватных покоях.

Она усадила Инну в небольшой уютной комнате, примыкавшей к спальне хозяйки и наполовину отгороженной от нее пестрой китайской ширмой.

— Да, возможно, вам будет интересно узнать: эту кровать собственноручно сколотил… — объявила она и, поймав Иннин заинтересованный взгляд, назвала фамилию художника, чей портрет красуется в школьной хрестоматии. — А эта работа… — показала она на скульптурный портрет обнаженной женщины и опять назвала известнейшую фамилию.