Наконец вернулись Мика и Данила с коллекциями и продуктами.

— Медведи больше не подходили к лабазам? — осведомляется Александр.

— Мертвые не возвращаются, — мрачно произносит Мика.

На следующий день отправляемся в последний, завершающий маршрут по плоскогорью. Кончились погожие дни. По плоскогорью дует пронзительный ветер. Идет дождь вперемешку со снегом. Сопки в белесой сырой мгле. Проходим мимо кочевья нашего приятеля — эвена Слепцова. Оно пустынно, только следы очагов, палки от урас да обрывки одежды напоминают о том, что здесь недавно было человеческое жилье.

Проводим последнюю ночь на плоскогорье. Уныло, непрерывно сыплет дождь, ветер щелкает полотном палатки, на дворе темень. Но жарко горит железная печь — у нас тепло и сухо.

Крепко увязаны коллекции, собрано и упаковано все, что необходимо нам для дальнейшего путешествия к бухте Нагаева. Данила и Александр ремонтируют седла, сшивают ремни, латают потники. Мика лежит на оленьей шкуре и что-то бормочет себе под нос. Сквозь непрерывную сетку дождя с вершины перевала долго смотрим на линию хребта, уходящую к северо-западу. «Белое пятно» уже наполовину исчезло с географической карты Союза.

Продолжаем работы вниз по реке Нере. Здесь осенью 1891 года прошел Черский. Он пересек плоскогорье Улахан-Чистай и спустился к реке Моме. Во время своей работы мы несколько раз пересекали маршрут Черского и сейчас ведем съемку прямо по его следам. На реке Нере в одной из «щеток» Александр неожиданно вымыл самородок золота до грамма весом.

— Смотрите, Черский здесь проходил, что говорится, по золоту, — укоризненно качает головой Мика.

— Золотом Черский меньше всего интересовался, — возражаю я. — Он решал большие, чисто геологические и геоморфологические вопросы о строении Сибири и ее северо-востока. Не помешай ему смерть, он бы их блестяще решил…

Но радость Мики преждевременная. Сколько мы ни берем проб на этом месте, они или пустые или с ничтожными значками. Загадка была разрешена последующими работами. Это был вынос небольшого ручья Тунгусского, где впоследствии обнаружили рудное месторождение с формирующейся россыпью. А на маленький ручей мы не обратили внимания.

Подходим к устью ручья, сплошь заросшего высокой травой. Располагаемся на ночлег, выбрав сухое место, под большими тополями, на которых сплошные затесы.

«Ручей Кыгыл», — читаю я на одном из них. Кыгыл — по-якутски «красный». Гора против ручья, действительно, покрыта красноватыми осыпями.

— Смотрите-ка, кто здесь побывал? — кричит Мика, рассматривая заплывший полустертый затес.

— Это Черского надпись! Опять синим карандашом, как на Зырянке, и дата чуть видна!

Сомнения нет, видимо, здесь, у хороших кормов, ночевал караван Черского. Обрабатываем реку Неру почти до устья и возвращаемся обратно.

Рано утром солнце еле освещает вершину сопок, над ключом дымится туман, ухо улавливает треск сухих веточек. Кто-то осторожно и неуверенно приближается к палатке. Нет, это не лошадь, не слышно шорохов, характерных для пасущихся на траве лошадей. Шаги мягкие: приближается человек или зверь.

Александр моментально вскакивает и хватается за ружье. Через минуту к нам подходит мокрый от росы человек.

— Кто такой? — спрашивает его настороженно Александр.

— Я из геодезической партии Михеева. Мы на ключе Кыгыл стоим. Как увидел наш начальник ваш затес да узнал, что вы там были, обрадовался страшно! «Иван, — кричит, — иди по лошадиным следам и, смотри, найди их. Без начальника партии не возвращайся ко мне», — рассказывает пришедший.

— А записку послал с тобой?

— «Некогда, — говорит, — писать, надо наблюдения вести… Ищи скорей их». И вот я всю ночь лазил по кустам, по следам разыскивал вас. Еле-еле нашел.

— Твое счастье, что мы сюда вернулись. А то бы ты, браток, нас долго искал, — смеется Александр.

— Зачем же чужой начальник вам так понадобился? — спрашиваю я.

— Несчастья сплошные с нашей партией. У нас начальник какой-то чудаковатый. Все больше в трубу наблюдает да с приборами возится, а чтобы по хозяйству — ни, ни! Лошади еле живые, кожа да кости остались. Груз партии на плотах сплавляли, плот разбило, все утонуло. Три дня искали. Чуть-чуть не утонули сами. Ничего не нашли. Палатку позавчера случайно сожгли. Сейчас живем полуголодные, и вообще дела совсем дрянь. Пожалуйста, пошли к нам. Это совсем не далеко, — неуверенно просит пришелец. — До ключа Красного километра четыре.

Подходим к ключу. Нас встречает заросший до ушей, закопченный, но веселый, неунывающий человек.

— Начальник геодезической партии Михеев, — рекомендуется он. И широким хлебосольным жестом приглашает нас к жалким обгорелым остаткам палатки, натянутой на куст и прикрывающей геодезические приборы.

По бокам Михеева с ветками стланика стоят два человека и деловито отгоняют от него комаров. Михеев ведет наблюдения за звездой. С помощью своего приемника он ловит сигналы точного времени Гринвичской и Пулковской обсерваторий и определяет координаты астропункта.