Дима никак не ожидал, что его так быстро выставят из общежития. Леопольд Казимирович утверждал, что комендант — его друг и Дима может жить у шоферов, сколько захочет. Но комендант куда-то исчез, а вскоре выставили Диму, да еще и милицией пригрозили.

На улицу опустился пасмурный, но бесснежный вечер. Даже светлые окна домов не могли разогнать его неопределенной мглы. Отчужденно скользили мимо человеческие фигуры. Большинство торопилось куда-то. Коротки пути этого города — и не хочешь, да скоро придешь.

Дима брел по сумеречной улице, курил горькие отвратительные сигареты, ежился от внезапных порывов ветра — в этом городе ветер всегда прятался за ближайшим углом. Что с ним происходит, почему он никак не найдет свое место в жизни? Кто в этом виноват? Куда ему идти теперь?

К Зине — стыдно. Она поехала за ним сюда, на край света, А он вот мотается без работы, без жилья, без денег. И теперь еще в долги залез… Нет, надо идти только к Лео, больше некуда. Лео — друг, он столько раз повторял это. Попросить хорошенько — он снова поможет с жильем, а там и на работу устроит.

Мысль эта словно подстегнула его. Он зашагал быстрее. Оправдание нашлось — и сразу стало легко. Казалось: все утрясется само собой, как прежде не раз бывало.

Дима постоял с минуту на знакомом крыльце и шагнул в душный от керогазов коридор. За дверью Леопольда Казимировича не слышалось обычной музыки и звона рюмок. Только гудели, спорили о чем-то два мужских голоса. Один — хозяина, а второй? Может, не стоит заходить, — мелькнула, мысль, но Дима тут же протянул руку к двери и постучал.

Леопольд Казимирович открыл не сразу.

— Ах, это вы, Дима? — чуть нараспев протянул он, словно бы ничуть не удивившись, но и не обрадовавшись его внезапному приходу. — Ну, входите, входите, что ж вы?..

И Дима зашел. Первой он заметил Нину. Она, как всегда, что-то готовила, полускрытая бисерными струями занавески. Улыбнулась заученно и нежно — всем и никому и, кажется, тут же забыла про Димино существование.

В комнате, кроме Нины и Леопольда Казимировича, находился еще один, незнакомый Диме мужчина. Сидел он, развалясь на тахте, с небрежностью второго хозяина. Был он немолод, поношен, лыс и весь светился странной пугающей ласковостью, а глаза так глубоко потонули в набрякших веках, что и не рассмотреть, какое у них выражение.

Он благодушно кивнул Диме, отпил капельку коньяка из почти полной стопки, зажмурился, причмокнул и вдруг в упор, неуловимо быстро глянул Диме в лицо. Это напоминало мгновенный ожог, но когда Дима понял, откуда это ощущение, глаза человека уже исчезли в темных веках. Заметил Дима и то, что Вержбловский был явно не в духе.

Леопольд Казимирович не стал знакомить Диму со своим гостем, а просто усадил за стол и налил коньяка.

— «Одесский». Советую не пренебрегать. Такого здесь не достанешь.

Нина вынырнула из бисерных струй, поставила на стол тарелку с салатом, хлеб и сыр. Диме показалось, что она недавно плакала, но он не успел присмотреться и понять, в чем дело, — девушка исчезла за занавеской.

Он выпил немножко мягкого, действительно очень хорошего коньяка, но ощущение неловкости, как бывало обычно, не исчезло. И еще этот человек… Кто он? Зачем он здесь? Не познакомили. Наверное, надо было обидеться. Но это сразу. Теперь-то поздно…

Леопольд Казимирович тронул Диму за плечо:

— А это даже хорошо, что вы пришли, Дима. Я догадываюсь, что разговор будет о работе. Не так ли? Я и сам давно хотел поговорить с вами по-мужски. Неужели вы хотите остаться простым штукатуром или как там это у вас называется? То есть я, конечно, не против в целом — любая профессия почетна, но… как бы вам сказать? Есть разные виды почета, и этот, мне кажется, как раз без ущерба можно оставить другим. Вы не думаете?

— Я… Да… Впрочем, нет… только Зина.

— Да, кстати, о Зине. Сложившиеся отношения, видимо, тяготят вас, я понимаю. Но ведь в вашей власти порвать с ней.

— А что ж тогда?

— Для мужчины мир велик. Скажите, а вы все еще хотите работать в старательской артели?

— Очень хочу! Но туда же… вы сами говорили, трудно устроиться?

— Все возможно, парень, если захотеть! — вмешался вдруг Димин сосед и надолго зашелся мелким тряским смехом. — Уметь только надо, уметь! Ох, умора мне с вами!

Леопольд Казимирович покосился в его сторону, слегка поморщился и налил себе коньяка.

— Уметь… не уметь… все это потом. Речь идет о главном — готовы ли вы, Дима, к смене жизненного пути? Да, может, ничего и не получится, если… не сумеете. Но если сумеете… вам не придется больше никогда быть бедным родственником на чужом пиру. Вы неплохо справлялись с нашими поручениями, еще немного терпения — и, возможно, нам удастся вас устроить. Но для начала…