«Бедный родственник… вот оно как… да я уж и сам знал… ведь знал». Дима резко повернулся к Вержбловскому и как мог тверже спросил:

— Что я должен делать?

— Ничего ты не будешь делать! Ничего! Хватит и других дураков! — вдруг выкрикнула Нина. Она вынырнула из-за занавески так стремительно, что бисерные струи взвились и хлестнули по стене.

— Что ты знаешь о них?! Думаешь, если у него, — она кивнула на Вержбловского, — всегда деньги есть, так это деньги чистые?! Да ты даже не понимаешь, к кому попал, дурак несчастный! Это волки, золотишники, спекулянты! Они-то выкрутятся, таковские, а ты срок получишь, ясно? Да они…

— Молчи, сволочь! Дешевка! Ну!

Дима никогда не видел таким Вержбловского. Словно бы сквозь привычное лицо обаятельного интеллигента проглянуло второе — костлявое белоглазое, лицо убийцы. От жестокого прямого удара наотмашь Нина отлетела к двери. И тут, не соображая, что делает, Дима схватил коньячную бутылку и со всей силы ударил Вержбловского по затылку. Тот зашатался, осел на пол. Боковым спасительным зрением Дима увидел того, второго у себя за спиной, но уже успел отскочить к двери, которая оказалась открытой. Он не сразу понял, что ее открыла Нина и что она даже успела накинуть на себя пальто, а его вещи держала наготове.

— Бежим скорее… — Она схватила его за руку. Они оба опрометью выскочили на крыльцо, перебежали двор, но в тени арки Нина остановилась.

Она нагнулась, набрала горсть снега, и он только сейчас увидел, что ее лицо в крови.

— Больно? Очень больно? — растерянно спрашивал Дима.

— Да что там… пройдет… — сказала она со спокойной горечью. — Это мы еще легко отделались. Он ведь зверь, Левушка-то. Мне не раз доставалось.

— А ты? Терпела? Почему? Не понимаю…

— Почему… почему… Дура потому что была, вот и терпела. Поманил меня красивой жизнью, это он умеет, а я поверила. Дура! — Она сердито топнула ногой, словно споря с кем-то.

— Ладно. Все прошло. А вот ты и дорогу туда забудь! Слышишь?!

Они вышли все на ту же, безвременно сумеречную улицу. Редкие прохожие не обращали на них внимания. Нина шла, опустив голову, прикрыв лицо варежкой. Дима брел рядом, чувствуя, как голову постепенно наполняет звенящая пустота.

Он проводил ее до темного подъезда и даже не обиделся, что Нина ушла, не простившись. Да, бывали в его жизни черные минуты, но сейчас им овладела непроглядная чернота. Привычного легкого выхода из положения на этот раз не предвиделось. Никогда он не думал, что ему придется, хотя бы и защищаясь, ударить человека. Это было страшно. И никогда еще не доводилось ему оставаться в чужом ночном городе без крова над головой. Куда ему деться? К Зине? Нет, не сейчас. Он бесцельно брел и брел, не зная куда…

— Смотри, а это ведь тот парень, которого из нашей общаги сегодня выставили. Говорят, нигде работать не хочет, а приехал из Москвы… Эй, подожди-ка!

Дима обернулся. Перед ним стояли двое дружинников. Один — точно, шофер из бывшего Диминого общежития, а второй — конопатый рукастый верзила — уставился на него во все глаза.

— Что ты бродишь взад-вперед? Потерял чего? — спросил шофер. Дима уже готов был послать его куда подальше и сбежать, но второй цепко взял его за плечо.

— Э, парень, да ты не в себе! Петро, посмотри-ка на него! Не иначе с ним беда стряслась. Идем-ка со мной, лучше будет… А ты походи пока один, — обратился он к напарнику.

Дима покорно поплелся рядом с дружинником: собственно, ему было безразлично, куда и зачем идти.

— Что ж, давай знакомиться. Меня зовут Виктором. А тебя? — Парень уже не держал Диму за плечо, а шел рядом. Назвал себя просто и дружески. Дима невольно ответил так же.

— Значит, Дмитрий… И ты действительно москвич?

— Был когда-то.

Потом они долго шли молча. И то, что Виктор молчал, не лез больше с расспросами, вдруг заставило Диму заговорить. А начав, он говорил, говорил… Виктор слушал его внимательно, не перебивая. Потом сказал:

— Тут посложнее дело-то получается, чем я думал. Пойдем-ка к бате моему, это самое лучшее.

Шли они тихими многоснежными переулками к одинокой группе домов, высоко забравшихся по склону сопки. Там намечался новый жилой массив, но пока стояли только три больших дома, доступных всем ветрам. Вокруг домов топорщился из-под неглубокого снега стланик, лежали дикие валуны. Люди ворвались здесь в необжитую тайгу, пренебрегая законом первопоселенцев, испокон века славших пашни впереди домов. Город мог себе это разрешить.

— Ты с батей моим не таись, батя у меня — сила! — уже возле дома сказал Виктор.

Дима кивнул. Он вспомнил о своих родителях. «Напишу отцу, пусть вышлет на дорогу, — как всегда, подкралась спасительная мысль, — теперь уж все равно. Надо скорее отсюда убираться».

Виктор позвонил у двери.

— Тебя где это носит, полуночник?! — грохотнул из-за двери оглушительный, но совсем не злой голос.

Дверь открылась. Оба они с Виктором были парни рослые, но рядом с таким дядей почти всякий невольно чувствовал себя цыпленком: уж очень высок и плечист был Викторов отец. «И усы, как у Буденного», — подумал Дима.