Шрифт:
— А мороженое какое? — робко спросила Белинда.
— Ванильное.
— Откуда ты знаешь, ты же не пробовал?
Он усмехнулся в ответ.
— Надо отдать миссис Уоррен должное. Она всегда готовит одно и то же, но ее мороженое, как и жаркое, — просто великолепно. Печенье, кстати, тоже.
— Тогда с удовольствием попробую.
Освальд положил на тарелки более чем щедрые порции мороженого. Белинда посмотрела на свою с выражением комического ужаса на лице и заявила:
— Только не говори, что тот, кто доедает последним, — моет посуду.
— Не волнуйся, с мытьем справится техника. Но кто закончит последним, будет разливать кофе.
Сочтя угрозу не страшной и опасаясь обещанного разговора, Белинда не спешила с мороженым, тем более что оно действительно заслуживало того, чтобы его смаковали не торопясь. Сложив грязную посуду в посудомоечную • машину, она сварила кофе, перелила его в кофейник, поставила на поднос с кружками и молочником и понесла в гостиную.
Там было много прохладнее, чем в кухне, и Освальд, задернув занавески на окнах, разводил огонь в камине. Он посмотрел на нее через плечо, и блеск синих глаз встревожил Белинду. У него был вид человека, пришедшего к определенному решению и намеревающегося осуществить его любой ценой. Она занервничала.
С большим запозданием молодая женщина поняла, что совершила ошибку. Ей не следовало соглашаться приезжать сюда — Освальд конечно же блефовал. Он ни за что не остался бы проводить с ней Рождество в той жалкой дыре, где она пряталась.
Он с улыбкой наблюдал за ней, будто прекрасно знал, о чем именно она думает.
Присев к низкому столику и разлив кофе, Освальд спросил:
— Боишься, что я укушу тебя, если подойдешь ближе?
— Нет, конечно. — Но дрожащий голос выдал ее.
Он похлопал рукой по кушетке рядом с собой.
— Садись сюда.
Но она выбрала самое дальнее кресло и опустилась на самый краешек, готовая вскочить и убежать в любую секунду. Только вот бежать было некуда...
— Ага, не желаешь. Не хочешь рисковать, да?
Игнорируя вопрос, она взяла кружку с кофе, немного отпила и посмотрела в сторону. Потом, сознавая, что надо что-то немедленно предпринять, сделала вид, будто с трудом подавила зевок, и сказала:
— Я плохо спала сегодня. Мне бы хотелось поскорее лечь.
— Неплохая идея, — мягко одобрил Освальд. — Только сначала ответь, почему ты сбежала, ничего не сказав мне?
— Я... я не желаю говорить об этом.
— Ты жила в моем доме, спала в моей постели. Тебе не кажется, что я имею право знать?
Белинда закусила губу и, не произнося ни слова, посмотрела в сторону.
Немного помолчав, Освальд тихо спросил:
— Тебе не приходило в голову, что я могу с ума сходить от беспокойства?
Естественно, не приходило. Белинда считала, что он разозлится, придет в бешенство, все что угодно, но только не будет беспокоиться за нее.
— Так что, не приходило? — настаивал он.
— Нет. — И, защищаясь, она добавила: — Я взрослая женщина, а не беспомощный младенец.
— Ты, конечно, взрослая женщина, но ведешь себя много хуже, чем младенец, — резко бросил он. — Во всяком случае, ни один ребенок не будет сознательно морить себя голодом.
— Я не морила себя голодом, — вспылила Белинда. — Мне просто не хотелось есть, вот и все!
Освальд тяжело вздохнул.
— Скажи мне честно, Белинда, почему ты сбежала как трусливый заяц.
Она вздернула подбородок и гордо заявила:
— Я не собираюсь обсуждать это!
— Ясно... — Он усмехнулся. — Заяц в неприступной позе. Так все-таки что заставило тебя потупить подобным образом?
Белинда уже поняла, что он не отстанет, пока не добьется ответа, и сказала:
— Я поняла, что мне вообще не следовало приезжать.