Первое серьезное событие случилось в начале его правления, когда большая толпа людей, разъяренная тем, что ночью в Иерусалим ввезли военные знамена с изображением императора, явилась в Кесарию, окружила резиденцию Пилата и продолжала осаду в течение пяти дней и пяти ночей, требуя от префекта убрать эти отличительные знаки. Пилат собрал всех возмущенных на большой площади, неожиданно окружил их своими войсками и пригрозил всех перерезать, если они не перестанут протестовать. Когда солдаты обнажили мечи, иудеи склонили свои головы, готовые лишиться жизни, но не позволить нарушить Закон. Пилат был в замешательстве. Такое мирное, последовательное поведение и преданность Закону обезоружили его. Он посчитал, что будет более благоразумно уступить требованиям иудеев и вывезти знамена из Иерусалима [943] . Такой префект не похож на бессердечного деспота. Он умеет уступать. Он мог даже поддаться давлению. Вносит ли это какую-то ясность в действия Пилата, который, согласно евангелиям, уступает иудейским властям и толпе, вынося Иисусу осудительный приговор?

Однако спустя несколько лет Пилат вел себя уже совершенно по-другому. Он решил построить акведук длиной пятьдесят километров, чтобы транспортировать воду из Вифлеема в Иерусалим. Поскольку речь шла об общественном сооружении, представлявшем интерес для всех, он посчитал себя вправе воспользоваться казной Храма, деньгами, считавшимися корваном, то есть пожертвованием Богу. В один из визитов Пилата в Иерусалим его дворец окружила толпа иудеев и стала кричать на него. На сей раз он не сдался. Он приказал солдатам принять вид местных жителей и проникнуть в толпу, используя для наказания мятежников не мечи, а палки. По словам Иосифа Флавия, тогда погибло много людей: одни скончались от полученных травм, другие были раздавлены, пытаясь убежать [944] . События 36 года оказались гораздо более жестокими. Один самарянский пророк призвал весь иудейский народ подняться на гору Геризим, чтобы показать им то место, куда Моисей поместил священные сосуды. Пилат, настороженный его фанатизмом, захотел помешать ему с помощью своей кавалерии и пехоты. В кровавом столкновении часть самарян погибла, многих взяли в плен, а их предводители были казнены [945] . Это было последнее вмешательство со стороны Пилата. Виттелий, легат в Сирии, услышал жалобы самарян, приказал префекту вернуться в Рим и отчитаться в своих действиях перед императором. Пилат окончил свои дни в изгнании в Галлии (Вьенна). Возможно, он и не был таким кровожадным и порочным, каким описывает его Филон Александрийский, но он точно был тем правителем, который не стеснялся прибегать к жестким и непреклонным мерам для разрешения конфликтов.

По приезде в Иудею Пилат познакомился с Каиафой, назначенным на пост первосвященника предыдущим префектом Валерием Гратом. Пилат утвердил его на занимаемом поприще и поддерживал Каиафу до тех пор, пока в 36–37 годах они оба не были смещены со своих должностей. Похоже, он нашел в Каиафе верного союзника, умевшего поддержать его или, по крайней мере, не выступать против него в критических ситуациях, когда поведение Пилата вызывало народные волнения [946] . Неудивительно, что исследователи все чаще предполагают, что Каиафа и Пилат хорошо понимали друг друга и могли выступить «пособниками» в решении вопроса об Иисусе, вставшего перед ними обоими.

Что же произошло в действительности? Евангелия вряд ли могут дать абсолютно точную картину суда у Пилата. Не это было целью повествования. Кроме того, непохоже, что в них содержится точное знание того, что произошло во дворце префекта [947] . Однако описанное в них совпадает с информацией из нехристианских источников. Именно Пилат огласил смертный приговор и приказал распять Иисуса; в значительной степени на его решение повлияло подстрекательство со стороны храмовых властей и членов влиятельных семей столицы. Самый достоверный исторический факт таков: Иисус был распят солдатами по приказу Пилата, но зачинщиком этой расправы был Каиафа, поддерживаемый представителями священнической аристократии Иерусалима [948] .

Но происходил ли в действительности допрос перед лицом римского префекта? Пилат мог бы запросто расправиться с этим галилейским паломником, не прибегая к разнообразным формальностям. Стиль его поведения не отличался особой гуманностью. Так думают те, кого наивный характер повествования, стремление избежать обвинений в адрес Пилата и легендарный эпизод с Вараввой заставляют подозревать, что перед нами все же христианское произведение, а не исторический труд [949] . На самом деле такой крайний скептицизм неоправданн. Был он плох или не был, но все-таки процесс перед римским префектом действительно состоялся, и Пилат приговорил Иисуса к распятию на кресте, обвинив его в притязании на звание «иудейского Царя». В источниках содержится достаточно на это указаний, да и сама надпись, помещенная на кресте, это подтверждает [950] .

Суд, по всей вероятности, происходил во дворце, где остановился Пилат, когда приехал в Иерусалим. Раннее утро. Следуя традиции римских высших должностных лиц, префект начинает вершить правосудие сразу после рассвета. Пилат восседает на трибуне, откуда он и выносит свои приговоры [951] . Этим утром многие преступники ожидают вердикта, который им вынесет представитель кесаря. Иисус предстает перед ним со связанными руками. Он еще один обвиняемый. Его привели сюда храмовые власти. Когда наступит его час, Пилат не ограничится подтверждением того расследования, которое уже провел Каиафа. Он не произносит exequatur, «казнить». Он сам хочет изучить этот случай. Хотя Иисуса привели к нему в качестве обвиняемого иудейскими властями, префект желает лично убедиться в том, что этот человек достоин смерти. Именно он вершит правосудие Империи.

Пилат действует не в произвольном порядке. В случае, как с Иисусом, для совершения суда он мог выбрать два законных способа, существовавших в то время. По всей видимости, он не прибегает к практике coertio, предоставлявшей ему полное право в определенный момент воспользоваться любыми средствами, которые он посчитает необходимыми для поддержания общественного порядка, включая немедленную казнь; в действительности речь идет об узаконенном произволе. Судя по тому, что нам известно, он использует, скорее, cognitio extra ordinem, обычно применяемой в Иудее римскими правителями практикой: прямая и жесткая форма совершения правосудия, где не делают всех необходимых, свойственных обычным процессам шагов [952] . Достаточно самого главного: выслушать обвинение, допросить обвиняемого, оценить степень его вины и вынести приговор. Похоже, Пилат действует очень свободно и субъективно осуществляет процесс cognitio. Он выслушивает доносчиков, предоставляет слово обвиняемому и, оставляя без внимания доказательства и свидетельства, концентрируется на том, что интереснее для него самого: на возможной опасности восстания или мятежа, которую может представлять этот человек. Вот вопрос, повторяемый во всех источниках: «Ты Царь иудейский?» Правда ли, что Иисус пытается провозгласить себя царем этой римской провинции? Это новый аспект, политический подтекст которого еще не возникал в сознании храмовых властей. С позиции империи этот вопрос оказывается решающим.

Для Пилата выступление Иисуса в Храме и дискуссии о том, истинный он пророк или нет, в принципе, — личная проблема иудеев. Как префекту империи ему важны лишь политические последствия, которые могут возникнуть в результате этого события. Подобный тип пророков, пробуждающих в людях странные ожидания, в конечном счете может быть опасен. К тому же выпады против Храма всегда создают щекотливое положение. Если кто-то угрожает системе Храма, значит, он пытается установить какую-то новую власть. Резкие слова Иисуса против храма и его угрожающие действия могут заметно поколебать власть священников, в это время преданных Риму и являющихся основным гарантом поддержания общественного порядка.