Шрифт:
А Кингури, довольный, сказал брату, который в это время с жадностью пил воду из деревянного чана:
— Старик не будет больше пить! — И небрежно отпихнул йогой распростертую на земле руку отца.
Но старый Иала-Маку этого уже не чувствовал. Он лежал у входа в хижину, и кровь тонкой струйкой вытекала из его рта на землю.
А братья, обнявшись и распевая песни, ушли из селения, даже не зная, что они сделали.
3. Дороги странствий
Луежи возвращалась в селение после полевых работ в сопровождении рабынь, нагруженных корзинами, полными ямса и маниоки. Рыжая собака отца бежала с ней рядом, высунув язык от жары и усталости. Вот женщины остановились и опустили тяжелые корзины на землю. Солнце клонилось за волнующееся море высокой травы, туда, где небо сливалось с землей. Какая-то необыкновенная тишина стояла в селении.
— Мужчины, наверное, еще не пришли, — сказала Луежи.
И девушка направилась к хижине отца. Но прежде чем она вошла во двор, собака забежала вперед и, задрав морду, вдруг протяжно завыла.
Луежи охнула и побежала вслед за собакой в хижину. Тут она услышала стон. С замирающим сердцем Луежи вгляделась в сумрак. Завывание собаки становилось все громче. И Луежи увидала отца, лежавшего недалеко от входа в хижину. Около него темнела лужа крови. Старик не шевелился и еле слышно стонал. Не дождавшись прихода Луежи, он сам вполз в хижину. Последние силы оставили его.
Луежи позвала рабынь. Вместо они бережно подняли старика, положили на циновку и стали обмывать его раны.
В этот раз барабаны молчали. Они ничего не сообщили народу о болезни вождя, как обычно это делалось. Но старейшины посоветовали Луежи послать гонцов к вождям соседних селений, уведомить их о том, что случилось со старым Иала-Маку. Луежи ухаживала за отцом. Но надежды, что он останется жить, у нее не было.
Спавшие в пальмовой роще Кингури и Иала наконец пробудились. Смутные воспоминания о случившемся бродили в голове Кингури. Иала, который накануне был менее пьян, чем брат, напомнил ему о том, как он ударил отца по голове. Теперь они оба со страхом ждали того мгновения, когда барабаны начнут передавать по всей стране Каланьи весть о смерти старого вождя.
— Они схватят нас! — сказал Кингури, и лицо его переносилось от ужаса. Он вскочил и потащил брата за руку, в глубину пальмовой рощи, надеясь там укрыться от возмездия.
Всю ночь в полном молчании прибывали в Каланьи вожди из соседних и других селений великой страны, лежащей между реками Рубилаши и Руизой. Это быстроногие гонцы, посланные Луежи, разнесли горестную весть вождям, подчиненным старому Иала-Маку. И теперь все повелители ближних и дальних мест шли в сопровождении вооруженных отрядов на зов дочери вождя.
В хижине старого Иала-Маку горел костер, и красный огонь озарял мертвенно бледное лицо и померкшие глаза старика. Нежные руки дочери лежали на его лбу. Собравшиеся вокруг вожди молча, склонив головы, смотрели на умирающего.
— Отец, скажи, кто это сделал, неужели Кингури? — тихо спросила Луежи, склонившись над отцом.
И еле заметным движением губ старик дал утвердительный ответ.
— Иала тоже?
— Нет! — шепотом проговорил вождь, и горестный стон вырвался из его груди.
Слезы выступили на прекрасных, полных печали глазах Луежи и медленно скатились по щекам. Онемев от ужаса, безмолвно стояли вокруг умирающего отовсюду собравшиеся вожди.
На рассвете Иала-Маку, вождь бунго, почувствовал, что скоро умрет. Обращаясь к старым товарищам и советникам, он сообщил последнюю волю. Он проклял Кингури и Иалу и оставил наследовать после себя власть над народом бунго дочь Луежи. Прерывающимся, слабым голосом Иала-Маку попросил, чтобы все признали за его дочерью звание Свана Мурунда — Владычицы Земли. А так как сейчас Луежи еще слишком молода, то вожди должны охранять девушку от Кингури, руководить ее поступками и давать мудрые советы. После того как вожди дали клятву Иала-Маку, что исполнят его последнюю волю, он с усилием снял с руки браслет-лукано и надел его на тонкую руку Луежи. А потом этот браслет — символ власти — она передаст человеку, который станет отцом ее детей.
И больше уже старый вождь не сказал ни слова. Когда утреннее солнце заглянуло в хижину, на дрожащих ресницах вождя блеснули последние слезы, слезы смерти.
Сто барабанов загрохотали над страной Каланьи, и ветры понесли далеко-далеко над степями и над лесами весть о смерти великого вождя — Иала-Маку, лучшего стрелка из пращи, лучшего рыболова всех рек, всей страны бунго.
И в тишину пальмовой рощи тоже ворвался грохот ста барабанов. Братья вскочили на ноги. У Иалы сжалось сердце, а глаза наполнились слезами. Кингури нахмурил брови и стиснул зубы. Безмятежная птица запела на пальмовом дереве, ей откликнулась другая, ящерица, прислушиваясь к пению птиц, застыла на стволе дерева, широко открыв круглые неподвижные глаза.
— Нам надо уходить! И как можно дальше отсюда! — властно сказал Кингури.
Братья вышли из пальмовой рощи и зашагали по дороге, быстро удаляясь от родного селения. А в это время сто барабанов сзывали людей бунго со всех концов страны, чтобы они могли последний раз увидать великого вождя Иала-Маку и оплакать его смерть.
Девять лун прошли по небу над равнинами бунго, и только тогда Кингури и Иала решились возвратиться домой.
Кингури был вне себя от ярости, узнав, что его сестра стала Владычицей Земли, царицей бунго. Он никак не мог поверить, что воины, старейшины и вожди поддерживают сестру. Он решил сам во всем убедиться.