Генриетта поймала его и не дала упасть на пол. Огромным усилием ей удалось вернуть его на кровать, но он пытался слезть с нее.

— Я хочу еще бренди. Вот чего я хочу.

— Уж этого вам больше не надо, — возразила Генриетта, толкнув его сильнее.

Рейф упал на спину и состроил удивленное лицо, отчего Генриетта расхохоталась.

— Над чем вы смеетесь?

— Ни над чем, — тут же ответила она, зажимая рот рукой.

— Генриетта Маркхэм, мне нравится, как вы смеетесь, — сказал Рейф и криво усмехнулся.

— Мне нравится, как вы смеетесь, Рейф Сент-Олбен, хотя смеетесь вы очень мало. Вам следует поспать. Утром у вас будет страшно болеть голова.

— Она уже страшно болит, — пробормотал Рейф, — в ней роится целый сонм неприятных мыслей. И вы в этом виноваты.

Как трогательно. Генриетта никогда бы не подумала, что это слово к нему вообще применимо. Но он выглядел именно так — волосы дыбом, шейный платок смялся, жилет наполовину расстегнулся. Черная, почти синеватая щетина на щеках. Щеки красные, глаза сонные. Он выглядел моложе и беззащитнее. Вытянул руки, будто сдавался, одна нога покоилась на кровати, другая свисала на пол. Генриетта приблизилась к нему.

— Рейф, я волновалась из-за вас.

— Идите сюда.

Генриетта и не подозревала, что он способен так быстро двигаться. Прежде чем успела отойти на безопасное расстояние, он схватил ее за руку и усадил на кровать рядом с собой. Она и охнуть не успела. И ничуть не сомневалась, что выглядит столь же удивленной, как он несколько мгновений назад.

— Ха. Вот ты и сбросила маску, Генриетта Маркхэм.

— Отпустите меня. И больше не называйте меня так.

— Как же мне называть тебя? Мисс Маркхэм? Я думаю, мы уже перешли через этот рубеж. Гетти? Нет, Гетти не пойдет. Гетти звучит как двоюродная бабушка или горничная. Генри? Не пойдет. Ты слишком женственна для таких имен. — И Рейф снова застал Генриетту врасплох, легко перевернув ее так, что она оказалась на нем, прижавшись грудью и бедрами. — Как приятно, — пробормотал он, блуждая руками по ее телу. — У тебя очень хорошая попка, ты знаешь это?

— Рейф, прекратите. Вы пьяны.

— Я немного опьянел, но это обстоятельство, искренне уверяю тебя, нисколько не мешает мне оценить по достоинству твою прелестную попку.

Руки Рейфа обследовали изгибы ее тела, крепче прижали к себе. Хотя Генриетта знала, что он навеселе, она невольно согласилась с ним. То, что он делал, просто восхитительно. Пуговицы его сюртука врезались ей в бок. Она чувствовала, как цепочка и часы впиваются в живот. От него разило самцом. Тем самым Рейфом.

К бедру Генриетты прижималось еще что-то. Она стала нерешительно извиваться, чтобы избавиться от этого прикосновения, но его руки крепче охватили ее попку, и то, что упиралось в нее, стало тверже. Генриетта догадалась, что это, и ее бросило в жар. Она чувствовала, как неумолимо твердеют ее соски, и лишь надеялась, что бренди, рубашка и жилет не позволят Рейфу почувствовать это. Вновь начала извиваться, уверяя себя, что действительно пытается высвободиться, но этим довела Рейфа до стонов, более того, расслышала и свой стон, пока мужское достоинство упиралось в бедро.

Фланелевая ночная рубашка обвила ей ноги. А если выждать? Рейф ведь может уснуть. Она осторожно подняла голову и тут же встретила взгляд его сверкающих голубых глаз. Ни намека на сон.

— Генриетта, что ты собираешься делать сейчас? Снова ерзать? Считай, что ты уже получила разрешение на это.

— Рейф, где вы были?

— Моя память забилась ядовитыми воспоминаниями. Я решил, что бренди смоет их. Но ничего не получилось. — Он удрученно пожал плечами. — Ты подумала, я брошу тебя?

— Нет. Да. На мгновение мне так показалось. Но… нет. Вы говорили, что поможете мне, и я знала, что вы вернетесь. Надеялась. Ведь без вашей помощи я не справлюсь.

— Но я же говорил, что позабочусь о тебе, — пробормотал Рейф. — Именно поэтому я и вернулся. Генриетта Маркхэм, ты даже понятия не имеешь, что мне именно сейчас от всей души хочется позаботиться о тебе. Я ведь говорил, мне нельзя доверять. Разве не так?

Более чем прозрачные намерения. После этих слов у нее от предвкушения и тревоги напрягся живот. Его рука поглаживала ее спину. Сквозь ночную рубашку она почувствовали, сколь горяча эта рука, и все равно ее охватила дрожь. Вновь вернулось ощущение, когда покалывает все тело. Она сама приблизилась к грани, когда можно совершить любое безрассудство. Как у него это получалось?

— Получалось что? — пробормотал Рейф, и она догадалась, что снова озвучила свою мысль. — Ты не шутишь? — спросил он с озорной улыбкой. Генриетта понятия не имела, как ему это удавалось, только его руки на этот раз проникли под ночную рубашку.

— Рейф! — Одно быстрое движение руки, и у нее перехватило дыхание. Еще одно движение, и она почувствовала, что уже не может дышать. — Рейф, — снова произнесла она, теперь в ее голосе звучал не протест, а скорее мольба. Мольба, на которую он вроде обратил внимание, ибо перевернул ее на спину. Его руки скользили вдоль ее живота. — Рейф, — со стоном бормотала она слабым голосом.

Рейф тоже простонал, взял ее груди в ладони и ласкал большими пальцами набухшие соски. От его движений ее бросало в жар, она извивалась и изгибала спину в жажде новых прикосновений.

Рейф поднял ночную рубашку выше. При жемчужно-сером свете наступавшего утра ее кожа казалась прозрачной. У нее было роскошное тело с изящными изгибами, столь томительно желанное, как он, собственно, и представлял. Рейф опустил голову, желая поскорее коснуться устами розового соска. Его щетина царапнула нежную кожу под ее грудью.