— Обхохочешься.

— Остальные не из таможни, не знаю кто, — продолжила я. — Да, Вейсман удивил! Не понимаю, как он это собирается совмещать. Во что жизнь превращается!? — забрюзжала я и сама подумала, что делаю это в последнее время всё чаще и чаще. «Неужели возраст?» — испугалась я.

— А еще что происходило? — спросила Катя.

— Наталья звонила: Добролюбова. Пригласила на свой концерт, но я на тот же день уже договорилась с Вейсманом о съемке.

— А где концерт?

— В клубе: или в каком-то доме культуры, по-моему. Не помню уже. Она сказала, позвонит ещё.

— Охуительный прогресс! — злобно рассмеялась Катя. — Снять столько клипов, потратить столько денег, чтобы раз в год выступить в доме культуры. Ей самой не стыдно?

— Какая тебе разница? Забавляется баба и черт с ней. Муж любит, деньги даёт: Ее дело, как ей их тратить, — защитила я начинающую певицу, начинающую уже несколько лет, и тратящей на это своё начинание, действительно, немалые деньги. За такие деньги, Катя была права, можно было бы ожидать более впечатляющих результатов. Наталья Добролюбова, как и многие другие, страдающие от безделья жен богатых мужей, неожиданно для всего мира решила одарить его своим вокальным талантом. Но вот, беда! Таланта не было, и он никак не хотел даже за деньги прийти на помощь уже не юной певице. Она с завидным упорством пела уже лет семь или восемь, снимала клипы, но успех всё равно очень справедливо обходил ее стороной. А ведь хорошая баба, и жена хорошая, стихи пишет душевные, второй сборник уж издает, дочка быстро взрослеющая красивая девица, муж с бандитской рожей, но тоже хороший мужик, — хорошая благополучная, к тому же богатая семья, сиди дома, занимайся хозяйством:, стихи продолжай писать, наконец, но нет, надо под светом рамп выйти на сцену и проблеять никому ненужную песню. Мотивы понятны, — объявить себя звездой неймётся всем, до чертиков хочется раздавать автографы и сетовать на назойливых фанатов. Ну, не выходит если, вот уже семь или восемь лет не выходит, ну, нет голоса и двигаться не умеем: и автографы никто не берет и стайки фанатов не собираются у подъезда. Что ж народ мучить!? Но были у Натальи деньги, точнее, они были у мужа, и очень достаточные для этой недешёвой забавы, и было это её личное дело — тратить их на новую песню или на десятое бриллиантовое колье.

— Мне даже интересно сходить посмотреть на это зрелище, — злопыхательски добавила Катя.

— Если успеем, сходим.

Мы подъехали к Катиному дому, было поздно, но все ее ждали. Гиля, ее бабушка, приготовила традиционный для Катиных возвращений капустный пирог. Мы наелись его среди ночи и заснули в ее девичьей свежей постели.

Я опять подъехала к психушке на Потешной. В ворота танком я уже не пыталась въехать и скромно поставила машину на свободное у ворот место. Теперь я шла на прием к психоэндокринологу. Я записалась на прием к Василенко Любовь Михайловне и уже опаздывала к назначенному времени. Тот же корпус, уже всё знаю и не новичком нахожу нужное отделение. В дверях сталкиваюсь с двумя девушками. В другом месте не обратила бы на них внимания. Здесь пониманию, что девушки эти того же самого происхождения, что и я, происходили они от мужчины. Одна — азиатка, они все на одно лицо, скулы, узкие глазки, но: очень женственная, без своей подружки она не обратила бы на себя внимания даже здесь. Вторая, с непропорционально длинной шеей, с большим напоказ кадыком посередине, волосы в хвостике, челка, дешевые шмотки, юбка неизвестных времен покроя, — но все равно парень, обычный дефективный парень. Мы замерли, как по команде:, посмотрели оценивающе друг на друга, и я вошла в дверь.

— Вы ко мне? — не поворачивая головы, спросила меня женщина в белом халате, сидящая за столом.

— Я к Любовь Михайловне. Здрасьте!

— Здравствуйте! Это я, — поздоровался со мной затылок с рыжим пучком. — Проходите, садитесь. Посидите одну минуточку, я отбегу на секундочку.

— Хорошо, посижу, — послушно согласилась я.

Любовь Михайловна, посуетившись напоследок над своим столом, вышла из кабинета. Не было ее сорок минут! Такое отношение к клиенту было доброй традицией в этом замечательном месте. У трансика же здесь решается жизнь, решается его пол, врачи вершат его судьбой, — он все потерпит, не только подождет сорок минут. У меня ничего не решалось, поэтому я не хотела никого ждать и приготовилась уже злиться. Я сидела в небольшом темном кабинете, грязные окна не давали возможности радоваться свету, а включенную лампочку я так никогда и не увидела в мрачной келье Любовь Михайловны. Дверь приоткрылась, вначале осторожно появились узкие глазки, потом смело и с шумом в кабинет вошли две мои, встреченные на лестнице «подружки».

— Привет! — азиатка была явно главной в этой паре, голос у нее был абсолютно женский, но она постоянно добавляла к нему чересчур театральные интонации, как в детском спектакле.

— Здрасьте! — я испуганно смотрела на эту пару, я еще никогда не общалась с транссексуалками, мне было неловко.

— Мы увидели, что Василенко вышла, решили зайти познакомиться со своей подружкой, — объяснили они своё появление в кабинете.

— Со мной что ли? — испугалась я ещё больше.

— Ну, а с кем же, девочка?

— Ну, здрасьте! — я с перепугу поздоровалась еще раз.

— Здоровались. Ну, чего ты боишься? Мы не укусим. Меня зовут Ириша, — представилась женственная азиатка.

— А меня Евгения, — Евгенией назвалась нескладная девушка с кадыком. Пока мы разговаривали с Иришей, она молчала, но свой вклад в наш разговор она делала отчаянной жестикуляцией, как будто переводя Иришу для меня глухонемой.

— А меня Борис, — представилась было я:

— Нет, нет, нет, — запротестовали хором девочки, — Нет, как твое настоящее имя? Тебя же называют как-нибудь по-другому? — я понимала, о чем идет речь, но Олей меня называла только Катя, ну, может быть, еще пара человек, но это было мое имя для внутреннего пользования.

— Ну: Олей меня иногда называют, — неуверенно призналась я.

— Оля, — радостно повторили они. — Оля — красивое имя, тебе идет. А ты после SRS?

— Нет, я ничего не делала, я в первый раз пришла сюда к Василенко.

— А я уже несколько лет назад сделала операцию, делала у Акопяна, тогда только у него делали. Из сигмовидной кишки сделали мне, — похвасталась Ириша своим устройством пизды.

— Здорово, — неопределенно сказала я. Меня пока не устраивала пизда не из кишок, не из наизнанку вывернутого члена.

— А я тоже пока ничего не делала, я деньги коплю на комиссию и на операцию, — Евгения жеманно подергала своими руками в такт своим словам, опять переводит.

— Я шефство над ней взяла, по врачам вожу, а то ее отшивают отовсюду. А можно твою грудь потрогать? — неожиданно попросила Ириша.

— Потрогай, — мне не хотелось, чтобы кто-то трогал мою грудь, но отказать было неудобно. Руки потянули ко мне сразу обе.

— У тебя нормальная грудь, больше чем, у меня, — Ириша, как на приеме у врача внимательно ощупала мою грудь.