Итак, я нашел приют в доме одного фермера. Было время сбора картофеля. Как полагается, я предложил помощь. Ох, вот это была работка! У меня имелась только одна пара брюк, которую было жаль погубить, работая на коленях, поэтому я орудовал, согнувшись в три погибели. В конце дня спина моя просто раскалывалась от боли! Впрочем, во всем остальном добрые брабантцы вели себя очень гостеприимно. Но мне хотелось подобраться как можно ближе к Эйндховену. Между тем находился я все еще к северу от шоссе Хертогенбос — Граве, по которому непрерывным потоком днем и ночью шел военный транспорт. Чтобы перебраться через шоссе, требовалось очень хорошо знать местность.

К счастью, местный пастор смог найти мне еще одно пристанище, поближе к Эйндховену. Это был дом священника в Динтере, деревушке к северу от Вегела. Жена одного моего приятеля провела меня по местности, кишевшей немецкими патрулями, — она ехала на велосипеде метрах в ста передо мной, пока мы не добрались до того места, где я мог спокойно пересечь шоссе. Следуя по велосипедной тропе, я благополучно приехал в Динтер. Правда, в дороге меня обогнали немецкие солдаты, приписанные к Волкелской военно-воздушной базе. Опасаясь, что им вздумается конфисковать мой велосипед, я перевернул его рулем вниз и сделал вид, что чиню проколотую шину.

В Динтере, где я оставался с неделю, местные подпольщики по мере возможности посвятили меня в положение дел на фронте. И вот, в то достопамятное воскресенье, сидя за обеденным столом после посещения церкви, мы вдруг увидели, как все небо заполнилось раскрывшимися парашютами. Десантники выпрыгивали из низко летящих «Дакот». Это было так потрясающе, даже не верилось! Наконец-то освобождение! После всех этих лет! Интересно, как поступят немцы? Будут сопротивляться или драпанут, как бежали в «Безумный вторник»?

Судя по всему, парашютисты двигались по направлению к нам. Тут уж невозможно было оставаться взаперти! Я кинулся в деревню. И пожалуйста, тут они и были! С первого взгляда больше всего поразило то, что солдаты показались мне прямо-таки толстяками — ведь мы, голландцы, стали все ужасно худыми. А у этих молодых парней к тому же оказались огромные головы! Больше того, они были в толстых свитерах и буквально увешаны автоматами, гранатами и укладками. К этому времени они уже добыли у местных фермеров конные повозки, на которые сложили свои рюкзаки и оружие. Было очевидно, что они в прекрасной форме.

Поскольку я оказался единственным, кто мог бегло с ними общаться, скоро я уже беседовал с капитаном. И, тряся ему руку, так растрогался, что несколько секунд не мог произнести ни слова. Наконец, овладев собой, я спросил, куда они направляются.

— К Вегелскому мосту, — сказал он. Невозможно было удержаться от искушения вызваться показать им дорогу. Однако сначала надо было найти несколько велосипедов, чтобы десантники могли выслать вперед авангард. Неподалеку, держась за рули своих машин, стояло несколько фермеров.

— Мужчины, — сказал я, — этим солдатам нужны ваши велосипеды. Прошу вас…

Эта просьба не встретила никакого энтузиазма.

— Вы что, ненормальные? — разозлился я. — Эти ребята жизнью своей рискуют, чтобы освободить нас. А вам жалко несчастного велосипеда! Что ж, если так, ладно, напишу вам расписку за каждый велосипед. После освобождения можете требовать у мэра новый.

Так я и сделал — написал шесть расписок, поскольку требовалось шесть велосипедов. Капитан также их подписал. Тут вдруг один из фермеров бросился домой и привел нам велосипед жены, почти новый.

С огромным уважением смотрел я на этих десантников, когда они крутили педали по дороге на Вегел, — ведь за любым углом их могла прошить автоматная очередь немцев. Я хотел было поехать с ними, но и пастор принялся меня уговаривать, и люди удержали за полы плаща. Сказали: если нас схватят, меня, как гражданского, сопровождающего вражеских солдат, обвинят в партизанщине. Так что я вернулся в дом пастора, а десантники добрались до Вегелского моста, не встретив в пути никаких препятствий.

Назавтра нас разбудил грохот британских танков по дороге на Вегел. Я опять вознамерился отправиться туда тоже, но теперь дорогу мне преградили немецкие патрули.

В эту ночь разразилось жестокое артиллерийское сражение. Над нашими головами свистели снаряды, пролетавшие то от Вегела к Схийнделским лесам, где окопались нацисты, то обратно. В эту ночь я обнаружил, что человек не всегда знает, чего ему бояться, а чего — нет. В то время, как все остальные перебрались в погреб, я оставался в своей постели, будучи твердо уверен, что эти снаряды — не про меня, и мирно спал.