Семейная жизнь великого князя тоже складывалась вполне удачно. Великая княгиня Анна в любви и мире родила ему двух сынов — Бориса и Глеба. Но с просьбами не надоедала, понимая, что муж ее занят серьезными государственными делами. Только однажды вынуждена была сообщить, что Византия, с которой она не утратила связь, просит великого киевского владыку наказать неверных на Кавказе. Эти неверные громят и жгут селения кавказских христиан.

— Я бы с радостью, но это невозможно, — сказал Владимир. — Между Киевом и Кавказом печенеги.

Княгиня Анна поняла его и более не тревожила, и он продолжал укреплять границы Киевского Княжества.

А пока великий князь занимался государственными делами, весьма важными для становления молодого государства, в далекой Италии фанатически настроенный католик, епископ Бруно, вымолил у Папы благословение. И касалось оно крещения в христианскую веру яростных язычников печенегов.

Уж откуда он прознал про печенегов, сегодня и не выяснишь, может быть, от новгородских купцов, которые торговали по всем европейским землям. Но в 1001 году объявился епископ Бруно в пределах Великого Киевского княжения. Был задержан стражей, предъявил буллу Папы Римского и потребовал свидания с великим киевским князем.

Князь Владимир принял посланца Ватикана, с удивлением обнаружив, что посланец неплохо говорит на русском языке.

— Я изучал его специально, великий государь, — пояснил Бруно. — Это очень нелегко, потому что он не похож ни на один из европейских языков, исключая несколько мест в Австрийской империи. Но я добровольно возложил на себя великую миссию нести христианское святое учение к язычникам.

— Ты опоздал, достопочтенный посланец, — сказал Владимир. — Киевская земля уже приняла святое крещение по византийскому обряду.

— Я знаю об этом. Но совсем рядом с вами по диким степям Причерноморья привольно гуляют орды печенегов. И я намерен окрестить их, дабы вошли они в пресвятое лоно великой католической церкви.

— Это достойная задача, но, боюсь, невыполнимая, — ответил Владимир. — В лучшем случае тебя ждет быстрая, без мучений, смерть.

— Уповаю на защиту Господа нашего Иисуса Христа, — епископ торжественно осенил себя крестным знамением.

— Мы тоже уповаем, но, признаться откровенно, больше на меч и отвагу наших дружинников.

— Мое оружие — искреннее слово Божие.

Великий князь усмехнулся и пригласил посланца Ватикана отпраздновать его приезд в стольный град Великого Киевского княжения.

Праздновали ровнехонько месяц: так в те времена полагалось чествовать особо важных гостей. Епископ Бруно не был особо важным, но великий киевский князь смотрел на его миссионерство сквозь прицел истории государства, которое он основал. Кроме того, гость понравился Владимиру чисто по-человечески: он всегда относился с уважением к людям, которые сами выбирали свою судьбу. Особенно если выбранная судьба не сулила ничего, кроме медленной и мучительной смерти.

Месяц пролетел незаметно. Вопреки собственной склонности к шумным пирам, великий князь был настолько заинтересован миссионером, что за пиршественный стол народу было приглашено очень немного: Ладимир, советник по европейским делам да знатоки печенежских обычаев. Дни проходили в дружеских спорах, дружеских примирениях и дружеских шутках.

— Я провожу тебя до границы своих владений, друг мой, — решил Владимир.

Выехали с небольшой почетной стражей под стягом великого киевского князя. Возле пограничных укреплений князь Владимир сказал:

— Вот конец моей земли, миссионер Бруно.

— Твоя земля обширна, великий князь.

— Все когда-нибудь кончается, — вздохнул Владимир. — Я провожал тебя до места, где кончается моя земля. Прошу тебя, епископ, ради Бога, не терять, к моему бесчестию, своей молодой жизни. Я знаю, что завтра, еще до трех часов, тебя ожидает смерть.

— Поверь, великий киевский князь, я приму ее с достоинством патриция.

Владимир перекрестил отважного миссионера, молча поцеловал и, не оглядываясь, направился к своей вооруженной свите.

Больше он не вспоминал о посланце Папы Римского. И потому, что верил в его гибель, и потому, что дел оказалось много.

И одно из них — приятное. Упрямый и дальновидный телохранитель Ярополка Варяжко, прорвавшийся из осажденной Родни к печенегам, где обучал их военному мастерству, неожиданно добровольно пришел к Владимиру под честное княжеское слово. Великий князь был этим очень доволен и дал свое слово в тронной палате великокняжеского дворца — в присутствии членов Боярской думы — возложив руку на Евангелие. В свою очередь, Варяжко принес торжественную варяжскую клятву на мече, вонзив его в пол и положив обе руки на перекрестие меча. Изменить этой клятве было недопустимо — отступника ждала неминуемая и мучительная смерть.