Есть, однако, в документе, частично процитированном нами, место, где слова жертвы приобретают оттенок мучительной иронии, а именно когда, клянясь в собственной невиновности, она говорит: чтоб Вашей милости умереть. Любопытная клятва; и поскольку дон Бартоломео Себастьян верил в колдовство, в дурной глаз, в порчу, он, конечно, принялся творить заклинания. Но, разумеется, Пеллегрина Вителло, по простоте мыслей и чувств, да еще в такую минуту, произнесла свою клятву без всякой злобы, поистине желая его милости столь долгой жизни, сколь искренне она была уязвлена в своей невиновности, о которой кричала под пыткой, хотя в подсознании она должна была желать епископу Патти смерти на месте — у подножия механизма, поднимавшего ее вверх, выворачивая суставы.

В том, что фра Диего убил монсеньора де Сиснероса при подобных обстоятельствах, мы не сомневаемся; так считает и каноник Джоакино Ди Марцо, издатель дневника Винченцо Аурии:

О злодеяниях инквизиции свидетельствует ярость фра Диего, разрывающего железные кандалы и убивающего ими живодера-инквизитора…

И ниже, комментируя то место из дневника Аурии, где говорится о смерти де Сиснероса, он называет фра Диего бесстрашным убийцею де Сиснероса. (И если принять во внимание, что в 1911 году каноник Сальваторе ди Пьетро безапелляционно писал именно о фра Диего: Нужно ли удивляться, что столь мерзкое по своей природе чудовище приговаривается к смертной казни?.. Как удивленно могли бы выгнуть брови нынешние критики, сомневающиеся в добрых деяниях инквизиции на благо человеческого общества; если принять во внимание, что сегодня нападки кардинала Фрингса на священный трибунал вызвали в Соборе решительные протесты, нельзя не сказать: хвала ему, бесстрашному канонику Ди Марцо, этому неутомимому и просвещенному исследователю сицилийской истории.)

Впрочем, сам Матранга, хотя и утверждает, что фра Диего убил инквизитора во время благотворительного посещения оным, дает понять, какие страдания толкнули его на убийство, когда говорит, что изнурительные галеры, долгие посты, спасительные епитимьи, мучительные пытки, колодки, ручные кандалы, цепи, способные размягчить железо, не смогли сломить дух сего разбойника и что он не раз покушался, мало заботясь о вечных муках, убить себя отказом от пищи по многу дней; однако отыскивался способ заставить его есть.

* * *

В течение двух неполных лет, между 1656 и 1657 годами, к огорчению всего Королевства, как нас уверяет Матранга, отошли в лучший мир четыре досточтимейших инквизитора: монсеньор Джованни Ла Гуардиа, обладавший великим усердством, большою ученостию, исключительной цельностию, в отношении Веры столь же преданный, сколь бдительный; монсеньор Марко Антонио Коттонер, сумевший совокупить с политической властью христианскую, — и фра Диего признавал его достоинства, коль скоро пытался его прикончить; монсеньор Хуан Лопес де Сиснерос, движимый, как нам уже известно, великою добротою и честными намерениями; монсеньор Пабло Эскобар, лишь несколько месяцев успевший порадоваться переводу из прокуроров в инквизиторы — повышению, которому способствовали редкостные его качества, его мягкая манера повелевать.

Матранга признает, что этот инквизиторский мор не обошелся без воли божественного провидения. Нет, он не подозревает небеса в том, будто они на стороне фра Диего, еретиков и ведьм, ожидавших приговора в застенках священного трибунала, наоборот, он думает, что против священного трибунала ополчились адские силы. Но сие допустил Бог — вот в чем дело. Возможно, бог дона Джованни Матранги, его в делах Веры наставник и вожатый, сулил провести аутодафе досточтимейшему дону Луису Альфонсо де Лос Камеросу, архиепископу Монреальскому, которого генеральный инквизитор поставил инквизитором Сицилии после смерти де Сиснероса и незадолго до смерти Эскобара.

Опыт работы в священном трибунале Лос Камерос имел: он был инквизитором еще в 1641 году (или с 1641 года) — как мы полагаем, правой рукой дона Диего Гарсии де Трасмьеры, человека, которого, если бы не его священная миссия, мы назвали бы дьяволом за острый политический нюх, за тонкий и беспощадный ум; это его шедевром был план, приведший к поражению Джузеппе д’Алези и возглавляемого им народного восстания 1647 года. Итак, Лос Камерос решительно взялся за дело, дабы ускорить процесс над фра Диего и еще тридцатью преступниками и подготовить большой праздник аутодафе. Подготовка была самое трудное — хотя и сулила мирские развлечения и удовольствия. Но все великое бремя, кое непосильным являлось для многих, дон Луис де Лос Камерос, несомненно поддерживаемый и просвещенный богом, нес один.

2 марта 1658 года Маттео Перино, герольд «счастливого» города Палермо, по приказу и повелению Славнейшего и Досточтимейшего Господина Инквизитора Архиепископа Монреальского, смог наконец возвестить всем правоверным христианам города, что в день Воскресенья, каковой придется на 17 число сего Месяца Марта, имеет быть Всеобщее Торжество Веры на Площади Соборной Церкви: все присутствующие заслужат Индульгенции, предоставленные им Первосвященниками.

Начались подготовительные работы, разумеется за счет королевской казны, как то Набожная щедрость Католических Королей предписывает. На площади перед собором был воздвигнут просторный амфитеатр, состоящий из девяти ярусов трибун, четырех больших лож над ними, еще одной ложи — поменьше — для музыкантов, а также алтаря. В передней части помоста поставили восемь одинаковых скамей из неструганых досок — позорное место для преступников; задник, естественно, черный: дабы напоминать черноту их душ. К ложам пристроили сзади пять просторных помещений, с тем чтобы сановники инквизиции, капитан-исправник и его помощники, сенат, дамы имели возможность подкрепляться во время продолжительной церемонии — иными словами, там должны были оборудовать buvettes [21] . Драпировка из темно-лилового бархата, из шелка и парчи; дорогие ковры; обитые камкой и бархатом стулья; вышитые подушки; кипарисовые и миртовые ветки; вазы и серебряные канделябры — все распределено с искусностью, вещественной архитектуре отвечающей. Честь украсить алтарь была предоставлена отцам доминиканцам.

16 марта это чудо открылось народу. Но монсеньору де Лос Камеросу оставалась наиболее неблагодарная часть работы — установить очередность. Богословы-квалификаторы затеяли спор с советниками-юристами: первые ставили себя выше вторых в силу того, что вначале определялось теологическое прегрешение преступника и уже потом наступала очередь юристов; юристы же со своей стороны смотрели на открытое аутодафе как на юридический акт. Церковные советники спорили с советниками светскими; в свою очередь лагерь светских советников бурлил от внутренних разногласий между судьями, обычными адвокатами и адвокатами тайной канцелярии. Посланник тайной канцелярии заспорил с судебным нотариусом; комиссарии и фамильяры, прибывшие из других сицилийских городов, препирались друг с другом. То же самое священники приходов Сант-Антонио, Сан-Джакомо-алла-Марина и Сан-Николо-алла-Кальса. Столпотворение. Однако монсеньор архиепископ, проявив по своему обыкновению исключительное благоразумие и тонкость суждения, с быстротою либо пресек, либо разрешил, либо примирил. На наш взгляд — не с такой уж быстротою: например, судьи долго выражали недовольство обивкой стульев из темно-красной камки вместо подобающего их судейскому престижу алого бархата.