Ну, я распсиховался, хотя эту телеграмму и писали за шесть тысяч миль от нас. Я чувствую, как зашевелились ваши фурии. Киттредж, постарайтесь простить меня за разочарование, какое доставило вам это письмо.

Гарри.

19 апреля 1957 года

Гарри!

По-моему, я — несостоявшийся куратор. Когда я жду информации и не получаю ее, мне приходится сдерживать такую бурю страстей, что я убеждена: в жилах моих предков Гардинеров текла кровь друидов. Ваше последнее письмо я не могу назвать иначе, как нудотой. Ну какое мне дело до вашего третьеразрядного шефа и его наполеоновских мочеиспусканий в уругвайский писсуар? Его телеграммы соответствуют уровню его интеллекта. Ваша высокая оценка этой посредственности представляется мне нелепой.

Я пишу эти строки за столом Проститутки и смотрю на вашу брошь. Заметьте, я впервые назвала Хью тем именем, под каким он известен. Интересно, какое гордое прозвище будет у Кристофера? ШЛЮХА? МОГИЛЬНЫЙ КАМЕНЬ?

Малыш заплакал. Крикнул еще. И еще. Это потому, что я назвала его МОГИЛЬНЫМ КАМНЕМ. Его жизнь — это частица моей будущей смерти.

Брошь

Ваша Брошь.

20 апреля 1957 года

Дорогой Гарри!

Если можете, забудьте вчерашнее письмо. Я отправила его сразу же, как только кончила писать, и не помню, что там было. Все в нем лишь наполовину правда. У меня бывают припадки как при мигрени, вот только голова не болит. Просто наступает временная амнезия.

Расстались ли вы уже с той девочкой из публичного дома или глубоко увязли в ней?

Я опасаюсь худшего.

И, право, не хочу больше с вами переписываться.

Это приказ.

Прекратите всякую связь со мной.

Хэдли Киттредж Гардинер-Монтегю.

Если бы я поклялся, что не буду пользоваться непрослушиваемым телефоном для связи с Проституткой, то сейчас клятву пришлось бы нарушить. Однако наш непрослушиваемый телефон хранился в запертом чулане, в кабинете Ховарда Ханта. Ему моя просьба не понравилась.

— Ховард, — сказал я, — мне необходимо воспользоваться телефоном.

— Можешь объяснить причину?

— Личная.

Ховард, сидевший за письменным столом, передернул плечами.

— В таком случае ты нарушаешь правила. Почему бы тебе не отыскать телефон-автомат на другом конце города?

— Разговор связан с Фирмой. Человек, которому я хочу позвонить, не станет разговаривать по обычному телефону.

— Значит, Хью Монтегю. Об этом джентльмене идет речь?

— Дассэр.

Ховард поставил локти на стол и посмотрел на меня из-под навеса переплетенных пальцев.

— Гарри, по-моему, ты должен знать, что по управлению о Проститутке ходят легенды, основанные на шести его хороших качествах и восьми плохих. И одно из его плохих качеств те что с ним нельзя нормально поговорить по обычному телефону.

— Согласен: у Хью Монтегю полно причуд. Но в данном случае речь идет о семейном деле первостепенной важности.

Ховард вспылил:

— Непрослушиваемый телефон дан мне как шефу резидентуры. Ты просишь меня нарушить эту привилегию.

— Ради всего святого, да я пользовался непрослушиваемым телефоном все время, пока работал в Берлине. Он стоял в глубине коридора военного ведомства. Кто угодно мог им пользоваться.

— В Берлине, — сказал Ховард, — царит вакханалия. Черт знает какая, абсолютно неконтролируемая вакханалия.

— Дассэр.

— Я не могу разрешить тебе воспользоваться непрослушиваемым телефоном для личного разговора. Это сразу прорвет непроницаемую оболочку.

— Дассэр. Но мне необходимо поговорить по семейному делу.

— Мне кажется, я уже все сказал.

— Ховард, я крестный отец Кристофера, сына Монтегю. Сегодня утром я получил письмо с известием, которое расстроило меня.

— Разве Хью Монтегю не твой крестный?

— Дассэр. — И, не удержавшись, спросил: — Откуда вам это известно? Он несколько раз дотронулся указательным пальцем до большого, подражая квакающей утке.

— Я обедал в Вашингтоне с Арни Розеном.

— Рози будет получше любого телефониста былых времен, — сказал я. К моему удивлению, Хью рассмеялся.

— Держи! — И он достал из кармана жилета маленький ключик. — Звони. Может, и мне известно, что значит волноваться по поводу ребенка.

— Благодарю вас, Ховард.

— А когда покончишь со звонком, не сегодня, но скоро я хочу поговорить с тобой о паре вещей. Не спрашивай кто, но человека два предупредили меня насчет Гарри Хаббарда. Сказали, что ты провалился в Берлине.

— Может, так оно и есть.

— Ну, под началом Билла Харви нетрудно напутать. Самое скверное, если хочешь знать, то, что ты связался с каким-то не тем раввином.

Я молчал. К этому времени я до чертиков разозлился, но старался соблюдать каменное спокойствие.