И тем не менее, при всех недостатках, проходило два дня, и я снова хотел ее. Подобная обстановка едва ли способствовала поддержанию переписки с Киттредж, но начатое дело нельзя бросать.

10 апреля 1957 года

Дорогая моя Киттредж!

Ваше описание Ховарда Ханта оказало мне несомненную помощь, хотя признаюсь, я был таким олухом, что не раскусил его раньше. Но Бог ты мой, как же я был занят. Вы увидели светскую сторону жизни И.Х.Х. (так мы называем мистера И. Ховарда X., когда его нет поблизости), а нам приходится жить с профессионалом, и это молоток в работе. То есть в работе, на которую он нас подвигает. Сам он немало времени посвящает игре в гольф, охоте и рыбной ловле. Нам не приходится осуждать его за это, ибо он развлекается всегда с важными уругвайцами. Приняв на себя роль Майнота Мэхью, он числится первым секретарем посольства и присутствует на всех дипломатических приемах, что, как вы помните, Мэхью препоручал Сондерстрому, Порринджеру и мне. Это одна из произведенных им перемен. Ховард и Дороти (которая занимается ассигнованиями на светские дела, ведя учет деньгам как главный аудитор и управляя приемами, как опытный адмирал управляет флотом) уже перезнакомились с поразительным множеством представителей местного общества. Мы трудились и потели при Мэхью, чтобы завязать (при посредничестве Сондерстрома) несколько полезных знакомств, а Хант всех нас выставил на посмешище. Он каждый уик-энд в каком-нибудь большом estancia[75]охотится на perdiz[76], очаровывая своим американским обаянием очень богатых землевладельцев. Как следствие этого, он вычеркнул привычные интригующие криптонимы (прошу простить за еще одно жуткое слово) вроде ЛА/КОНИК и ЛА/ЗУТЧИК, но объявил, что любой кличке, какую мы выберем, должно предшествовать ЛА. Его седельные сумки, к примеру, именуются ЛА/АСИЕНДАДО. Это большая перемена для нас, традиционалистов, но, знаете ли, он прав. Не так уж много слов начинаются с ЛА, а Хант говорит, что нам понадобится много кличек для намеченных им операций.

Нечего и говорить, большинство новых операций все еще в стадии планирования, но я уверен, что Хант не обманет. Он представил свои верительные грамоты в первый же день появления у нас. Обычно надоедает слушать человека, рассказывающего о себе, и Хант вызвал у меня чувство грусти от сравнения с моей малоинтересной жизнью. Хотя я знаю, что он не может сравниться с Кэлом или Хью, но, Боже мой, в скольких авантюрах он участвовал и в каких интересных местах служил. Я почувствовал такую же зависть, какая владела мной при мысли, что я не попал в Управление стратегических служб. Хант заставил меня осознать, как я молод и сколько нужно жизненного опыта, чтобы стать шефом резидентуры. Так что я проглотил все, что он хотел нам сказать. Киттредж, если вы хотите понять обстановку, в которой мы здесь находимся, воздержитесь от слишком скорой критики. Мужчин куда больше, чем женщин, притягивает активная жизнь.

На вторую неделю после своего приезда Ховард снова выступил перед нами — на сей раз о том, что надо обхаживать элиту, которая стоит в Уругвае у власти. «Возможно, вам порой случится думать, что я приехал сюда охотиться и ловить рыбу на денежки Фирмы. Ничего не может быть дальше от правды. Я хочу, чтобы вы доверяли мне, и потому буду откровенен. Да, я получаю удовольствие от охоты и рыбной ловли. Но запомните, ребята: эти влиятельные уругвайцы торгуют также ружьями и револьверами. Им нравится человек, который может наравне с ними скакать и стрелять. Человек, который может вытащить на удочке бьющуюся рыбину. Черт подери, возможно, я даже поеду с ними в июле в аргентинские Анды кататься на лыжах. Но вы должны знать, какую я преследую цель. Зависть в резидентуре — это яд, так что крепко запомните: шеф резидентуры всегда работает. На любом приеме, каким бы он ни был престижным, я работаю в интересах Фирмы. Проповедь, джентльмены, окончена. Подойдите поближе. У меня есть для вас небольшое задание».

И он раздал нам копии одного и того же сообщения. Вот как оно выглядело:

НГИКЛ РИНИЛ ИксИгрекИДИ ЛИгрекНИгрек И СИгрекРПИ НДжейЛВС БФИгрекИД БИксНБФ ДОЛПН ЮДБЮС БЮЛЗедИ ИгрекСГГД НПЗедВД МОИгрекРИ ИЛПЛЮ

Киттредж, я не переписал даже и половины (там пятьдесят две такие пятибуквенные группы), поверьте: я устал их переписывать. Хант не дал нам кода для расшифровки, сказал, что это дело несложное и мы можем разгадать смысл по периодичности букв. «Текст заслуживает того, чтобы над ним потрудиться, — сказал он. — Потратьте часок сегодня днем и узнаете, что мы готовим».

Ну, должен сказать, мы взбеленились. Этот код нетрудно расшифровать, но требуется время. Порринджер и Кирнс были движущей силой, и я тоже внес свой вклад. А Сондерстром сидел в углу, и такой у него был вид, точно его сейчас хватит удар. Я никогда не видел, чтобы Гас был такой красный. Он ас расшифровки — даже никогда не пользуется пособием по зашифровке и расшифровке, ну а сейчас у нас его просто не было. Наш шеф снова посадил нас за парты и дал домашнее задание.

Когда мы закончили свой труд, Порринджер настоял, чтобы текст был прочитан вслух. «Если Соединенные Штаты хотят выжить, следует пересмотреть давно утвердившиеся концепции игры по правилам. Нам следует развить эффективные службы разведки и контрразведки и научиться разрушать, устраивать саботаж и уничтожать противника более умными, изощренными и эффективными методами, чем те, какие противник применяет против нас».

«Мать пресвятая Богородица, — произнес Сондерстром, — да ведь он же заставил нас расшифровывать доклад Дулиттла!»

Вы можете, Киттредж, представить себе такое? Кто из нас не знаком с этим текстом, но Ховард заставил нас собирать горошины ножом. На другое утро Нэнси Уотерстон по приказу шефа повесила над каждым из наших столов кусок белого картона размером восемь на десять с тщательно отпечатанными пятьюдесятью двумя группами из пяти слов. По всей вероятности, мы до конца нашего двух- или трехлетнего пребывания здесь должны работать, имея перед глазами доклад Дулиттла, зашифрованный простейшим кодом Саймона. Я не знал, что думать: считать ли Ханта нарождающимся гением или же третьеразрядным злоумышленником. Надо же, доклад Дулиттла! Он нас поразвлек за пивом в тот вечер. «Торжественно обещаю разрушать, устраивать саботаж: и уничтожать наших врагов…» — начинал один; «более умными, изощренными и эффективными методами…» — подхватывал другой; «чем те, какие применяются против нас…» — заключал третий. После чего Порринджер, Кирнс и я торжественно возглашали: «Вэ эл а вэ эл — икс ди эф ди эн — бэ вэ и а вэ», перечисляя по порядку буквы последних трех групп. Знаю: настоящие варвары-школьники, но мы от души веселились. В эти минуты даже Порринджер мне нравился. Он язвительный малый. Он сказал мне: «Сондерстром хочет, чтоб его перевели».

«Откуда ты знаешь?»

«Знаю».

Это было свыше двух месяцев тому назад — ох, Киттредж, я теперь вижу, как давно я вам не писал, — и теперь я могу сказать вам, что Порринджер был абсолютно прав. Через месяц после того, как Хант прибыл к нам с Великого Белого Севера, Сондерстром сумел получить перевод в Анголу. Это было тяжело для его жены, толстухи ирландки, которая не выносит жары и обожает сидеть на мягких диванах — боюсь, плетеная для прохлады африканская мебель оставит шахматные квадратики на ее гладкой заднице, — но Ангола была единственным местом, куда можно было немедленно перевестись в качестве заместителя резидента, и Сондерстром сказал нам, что думает через год стать там шефом. Бедняга Сондерстром! Боюсь, это у него не выйдет. Он не говорит — как там называется их язык? — по-ангольски. И однажды он уже считал, что получит место Мэхью. Я начал понимать, какой жесткой может быть Фирма, а впрочем, такой она и должна быть. Так или иначе, я сейчас не столько восхищен проницательностью Порринджера, сколько огорчен отсутствием таковой у меня. Конечно же, Сондерстрому нечего было здесь делать. Хант забрал себе все его функции — гольф и светскую деятельность — плюс все то, чего Гас не делал и не мог делать, например, общение с очень богатыми владельцами ранчо в пампасах. Более того, к концу первого месяца пребывания здесь Ханта стало ясно, что он установи более прочные, более крепкие отношения с Сальвадором Капабланкой (помните ненадежного начальника полиции в истории с Гомесом?), чем это удалось Сондерстрому. По словам Порринджера, Хант решил схватить крапиву голой рукой. В качестве первого секретаря посольства (вы помните, это прикрытие Ханта) он пригласил шефа полиции на ленч и сразу после кофе, в ответ на любезный вопрос Капабланки: «А теперь, господин секретарь, скажите, сэр, чем я могу вам услужить?» — Хант ответил: «Все очень просто, Сальвадор, поставьте для меня подслушивающие устройства в парочке посольств. Советском, польском, восточногерманском, чешском. Для начала этого хватит».

Порринджер говорит, Капабланка сразу сник.

«Ах, значит… — сказал он. — Ах, значит, вы…»

«Да. Я из ЦРУ, — сказал Хант. — Вы же не считаете, что я похож на этих лоботрясов из Госдепа, верно?»

Слово «лоботрясы», судя по всему, было лихо выбрано. Капабланка хохотал так, будто сидел за ленчем с Бобом Хоупом[77]. (Кстати, нос Ханта, похожий на лыжный трамплин, сразу приводит мне на память Боба Хоупа.) Но по словам Порринджера, Капабланка так смеялся из страха. Репутация нашего ЦРУ отбрасывает длинную тень. Даже здешний шеф полиции считает, что отправить человека на тот свет для нас все равно что щелкнуть пальцами. (Ну и хорошо, что они не знают, насколько мы придерживаемся закона.) Так или иначе, Хант играл на этом страхе. Далее он сказал: «Сеньор Капабланка, как вам известно, эти подслушивающие устройства могут быть установлены mit или mitout[78]».