Пустоту заполнила Либертад.

«Я слышала, — сказала она, — что ваш друг Бенито Нардоне очень одинокий человек».

«Мне он представляется человеком очень занятым», — сказал Хант и положил на скатерть руки ладонями вниз, растопырив пальцы и как бы давая понять Либертад, что надо отступиться.

Либертад, в свою очередь, положила руки на пальцы Ханта, чего я бы не стал делать.

«Я хочу, — произнесла Либертад, — чтобы вы сказали Бенито, что он самый привлекательный мужчина, какого я встречала. Я имею в виду не только в Уругвае, а и во всех странах, где я была».

Хант вытащил руки из-под ее пальцев.

«Моя дорогая, я мог бы сказать ему это раз пятьдесят от имени дам, не менее привлекательных, чем вы, но я так не поступаю. Наши отношения на этом не строятся».

Ее глаза заискрились.

«И вы не сделали бы этого для меня?»

«Вы наверняка вполне довольны чудесным сильным мужчиной, который с вами».

Последовала пауза, настолько долгая, что возникло неприятное чувство, будто Хант сейчас встанет и уйдет: его нрав не был учтен. Тут снова вмешался Шеви.

«Позвольте, я расскажу о себе», — сказал он.

Хант кивнул.

«Я бедный профессор классических языков, человек, которому приходится довольствоваться своей наблюдательностью, ибо я не занимаю большого места на арене жизни».

Киттредж, я поверить не мог нахальству Шеви. Скверно было уже то, что он назвался Сааведрой, поскольку Хант мог расспросить дона Хайме про менее знатную ветвь семьи, но заявить, что он к тому же еще и профессор классических языков! Если я не ошибаюсь, Ховард в университете Брауна прослушал несколько курсов по греческой и латинской цивилизации. Не могу сказать, чтобы я чувствовал себя уютно при таком направлении разговора.

«Наблюдая за вами, сеньор, — продолжал Шеви, — могу сказать, что я аплодирую вашему проницательному уму. Вы из тех, кто двигает события. Так что бедный профессор греческого готов, несмотря на пропасть, разделяющую нас по положению в жизни, угостить вас и вашего приятеля стаканом вина».

«Извольте, — сказал Хант, — при условии, что смешивать мартини буду по-прежнему я».

«Хорошо, — сказал Шеви. — Вы смешаете мартини, мы выпьем, и я заплачу».

«И все будет улажено», — сказал Хант по-английски.

«Ха-ха! Проницательное замечание, — произнес Шеви. — Я это говорю как поклонник американского, не английского, языка. Американский язык более грубый, но больше нам подходит. Он приспособлен для солдат — гладиаторов новой империи. Да вы и похожи на римлян».

«При том преимуществе, что мы ближе к моральным концепциям греков».

«Ха-ха! Чрезвычайно проницательное высказывание», — сказал Шеви.

Я был поражен его актерскими способностями. Роджер Кларксон, первый куратор Шеви, называл его бездарем, но Роджер, возможно, ни разу не присутствовал при подобной импровизации. Шеви вполне вошел в роль доктора Сааведры.

«Сэр, надеюсь, вы не обидитесь на мои слова, — сказал он, — но я не мог не видеть, сколь безапелляционно вы отмели, признаюсь, амбициозный интерес мисс Ла Ленгуа к фигуре Бенито Нардоне. Должен заметить, что, по моему скромному мнению, вы совершаете серьезнейшую ошибку».

Либертад кивнула с глубокомысленным видом.

«Бенито Нардоне, — продолжал Шеви, — человек из народа, который по велению политической карьеры вынужден был расстаться со своими старыми друзьями. Если он станет президентом Уругвая, ему понадобится восстановить доверие у населения. Это доверие может быть восстановлено исключительно с помощью Либертад Ла Ленгуа. Она женщина из народа, ставшая дамой, как и он стал господином…»

«Знаете, — прервал его Хант, — эта аналогия не выдерживает критики». Позже Хант скажет мне: «Очень нужна Бенито проститутка, от которой все еще разит начальником полиции».

Но Шеви, явно обладавший известной долей телепатии, в свою очередь одержал над ним верх.

«Не исключаю, сеньор, — сказал он, — что вы чувствуете известную озабоченность, не разгневается ли нынешний покровитель дамы, но уверяю вас: лицо, о котором идет речь, почтет за честь уступить любовь своей жизни будущему спасителю Уругвая».

«Да, — сказала Либертад, — Педро смирится с утратой».

«Дорогая моя, — сказал Хант, — я вовсе не хочу кого-либо обескураживать».

«Многие аргентинцы не верили сначала, что Хуан Перон и Эвита что-то для них сделают. Однако многие исторические перемены были произведены именно этой дамой», — заметила Либертад.

«Не могу с вами не согласиться, — сказал Хант, — и уверен, что ваши многочисленные связи помогут вам встретиться с Бенито и вы очаруете его, как очаровывали многих важных особ прежде. Возможно, настанет день, когда ваши мечты осуществятся. Я же не могу впрямую помочь вам, поскольку это не соответствовало бы моему статусу гостя в вашей стране. — Он кончил смешивать коктейли, протянул ей стакан и улыбнулся. — Разрешите выпить за вашу красоту».