Любым рассуждениям о позиции Святителя Тихона в годы войны обычно сразу же противопоставляют свидетельство князя Г.Н.Трубецкого: «Я ехал на юг, в Добровольческую армию, рассчитывая увидеть всех, с кем связывалась надежда на освобождение России. Я просил разрешения святого патриарха передать от его имени, разумеется в полной тайне, благословение одному из таких лиц, но патриарх в самой деликатной и в то же время твердой форме сказал мне, что не считает возможным это сделать, ибо, оставаясь в России (разве „юг“ в то время не был Россией? – А.К.), он хочет не только наружно, но и по существу избегнуть упрека в каком-либо вмешательстве Церкви в политику». Однако здесь, как явственно видно, речь идет не о благословении «движению» или «делу» как таковому, а какому-то «лицу», о котором, например, вообще неясно, принадлежало ли «оно» к составу Добровольческой Армии или находилось в ее обозе, в числе незадачливых политических деятелей, с чьими именами их коллеги все же могли связывать «надежды на освобождение России». Заметим также, что накануне отъезда Трубецкого из Москвы он и его единомышленники получили с Юга России достоверные сведения, которые, как разочарованно (!) вспоминал князь, «оставляли мало надежды на возможность привлечь на нашу сторону Добровольческую армию».

А были ли достаточные основания для дальнейшего сокрытия благословения, тайно данного Патриархом? Несомненно, – вспомним о последствиях, к которым привело использование имени Святителя Тихона Епископом Камчатским Нестором, в сентябре 1919 года заявившим журналистам, будто Святитель поручил «передать в Сибири и [на] Дальнем Востоке всем верным сынам Церкви его патриаршее благословение и просил всех объединиться для избавления от большевиков России и Москвы и ее святынь». Подвергнутый чекистскому допросу Патриарх заявил, что не посылал «никакого благословения Колчаку с епископом Нестором… да и послать не мог, так как епископ Нестор скрылся с нашего горизонта еще в начале сентября 1918 года… а Колчак появился на политическом горизонте позднее». Это совершенно справедливо, однако сегодняшние попытки возложить «вину» на неких безымянных журналистов – «не исключено, что епископ Нестор мог передать корреспондентам омской печати общее благословение русскому народу от Патриарха Тихона, которое было преобразовано журналистом в благословение на борьбу с большевиками», – удивляют стремлением во что бы то ни стало отделить церковных иерархов от русского воинства, сражавшегося за Россию.

Протокол одного из допросов действительно приписывает Святителю Тихону признание, что он «оказывал Деникину и Колчаку моральную поддержку, не доходившую, однако, до дачи им благословения», однако раскрытие понятия «моральной поддержки, не являющейся благословением» в этом контексте представляется затруднительным (или речь идет о молитвах Патриарха за Деникина и Колчака? – но тогда вопрос о поддержке их Святителем получает окончательное разрешение!), чекистские же документы вообще являются источником сомнительным: «яко ложь есть и отец лжи» (Ин. 8:44). И трудно предположить, чтобы Патриарх, в годовщину Октябрьского переворота обративший к советским правителям «горькое слово правды», обличавший их в совершении многочисленных злодеяний и предупреждавший: «… взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Лук. 11, 51), и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Мф. 26, 52)», – не сочувствовал бы тем, кто с оружием в руках вступился за поруганную Веру и разоряемое Отечество. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов и возможность личного благословения Патриархом воина Александра, в котором прозорливый Святитель мог чувствовать искреннюю жертвенность и готовность положить «душу свою за други своя».

И – силою ли воли и авторитетом адмирала Колчака, или молитвою Патриарха Тихона, или и тем и другим вместе, и не нужно противопоставлять одно другому! – в течение зимы – весны 1919 года действительно происходит консолидация сил, борющихся за общее русское дело, вокруг Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего.

Наиболее опасною внутренней язвой оставался конфликт с Атаманом Семеновым. Впрочем, Семенов, несмотря ни на какие симпатии тех, кто тайно ему сочувствовал, все-таки оказался в изоляции даже географической. Хорват, если втихомолку и инспирировал первые протесты Атамана, теперь демонстрировал безоговорочную лояльность Колчаку, и даже «младший брат» Григория Михайловича – Атаман Калмыков воздержался от открытой поддержки и создания противоколчаковского альянса.

Советский автор П.С.Парфенов («Петр Алтайский», бывший подпольщик, по некоторым сведениям служивший одновременно и в правительственной контрразведке, причем в офицерских чинах) утверждал даже, что в ходе «дипломатической» обработки Калмыкова последнему была направлена «заискивающая телеграмма» с поклоном «вам и войску, вас избравшему», подписанная чуть ли не всей «верхушкой» Омска за исключением Колчака (Вологодским, Лебедевым, Ивановым-Риновым, Суриным, Хорошхиным, Матковским идр.). В то же время после первого издания книги Парфенова о Гражданской войне в Сибири он открыто обвинялся не только «в “подтасовке” некоторых фактов», но и «в “составлении” некоторых документов», и трудно сейчас сказать, принимали ли попытки повлиять на уссурийского Атамана именно такие формы. Как бы то ни было, Калмыков, ранее бравировавший непризнанием Директории и лично симпатизировавший Семенову, теперь проявлял лояльность Колчаку, хотя и отличался самоуправством, железной рукою поддерживая порядок в войске и не останавливаясь перед жестокими и противоправными мерами.

Провалилась и попытка Григория Михайловича найти поддержку у того, кого он выставлял альтернативным Колчаку кандидатом на роль Верховного Правителя, – у генерала Деникина. Атаман командировал на Юг России своего старого сослуживца есаула Миллера, однако его миссия не возымела успеха, а в Забайкалье полетели резкие телеграммы-окрики: «… Всякое противодействие объединению является изменой Родине и не может быть ничем оправдано» (Деникин); «До сих пор я гордился тем, что некогда командовал славными нерчинцами, теперь стыжусь, узнав, что среди них оказался изменник общему делу…» (барон Врангель, бывший начальник Семенова по службе в 1-м Нерчинском полку).

Даже японцы, которых принято представлять неизменными покровителями Атамана, отступились от него. Уже в декабре 1918 года ими была пресечена попытка Семенова сделать своего ставленника Командующим войсками Амурской области. Никто иной, как представители японского командования, предложили незадачливому командующему незамедлительно сдать должность, а Григорий Михайлович, если и имел до этого какие-либо иллюзии относительно своих восточных союзников, – теперь должен был с этими иллюзиями распрощаться.

Что же касается конфликта между забайкальским Атаманом и Верховным Правителем, – в нем небезупречно выглядят обе стороны. Со стороны «читинской партии» самым агрессивным действием в этот период следует считать выпуск в начале 1919 года анонимной брошюры «Адмирал Колчак и Атаман Семенов», наряду с шаржированной биографией Верховного Правителя и изложением развития конфликта содержащей и прямой призыв: «Граждане! Теперь тяжелый политический момент, и не таким грязным и больным людям, как адмирал Колчак, быть нашим Верховным Правителем… Долой его! Сам Колчак – это олицетворение честолюбия – добровольно не уйдет, нужно его убрать», – хотя никаких реальных попыток «убрать» предпринято не было. «Омская партия» вела себя гораздо активнее. Утвержденным Колчаком постановлением Совета министров от 21 января 1919 года была создана специальная «Чрезвычайная Следственная Комиссия» «для расследования поступивших к Правительству сообщений, донесений и жалоб на противозаконные и неправильные по службе действия бывшего командира 5-го Приамурского Корпуса полковника Семенова и подчиненных ему военных и гражданских чинов», выехавшая в Читу. Председатель комиссии неоднократно заявлял о чинимых препятствиях, однако наряду с этим были предоставлены и возможности для опроса свидетелей, сбора документов и формулирования ряда нелицеприятных заключений, – основным же обвинениям в адрес Атамана подтверждений так и не нашлось (деятельность комиссии была прекращена в середине июня). Некоторые шаги, надо сказать, были предприняты Омском и не дожидаясь каких-либо заключений.