Позицию Колчака в этом конфликте принято характеризовать как слабую и едва ли не униженную перед «нахрапистым забайкальским соловьем-разбойником» и его «японскими покровителями». Может быть, так же оценивали ее и сам Верховный Правитель, обмолвившийся в марте, что «не может справиться с атаманом Семеновым», и его премьер-министр, с возмущением записывавший в дневнике: «… Он (Семенов. – А.К.) то и дело вставляет палки в колеса нашего правительства и дискредитирует в глазах населения армию. А мы не имеем сил бороться с ним. Тяжело». С другой стороны, можно ли посчитать «слабой» власть, которая в пылу борьбы позволяла себе приостановить финансирование подчиненных Атаману войск, – когда же Семенову, который должен был кормить своих казаков и солдат, пришлось прибегнуть к «выемке денег» из Читинского отделения Государственного Банка и попробовать наложить руку, впредь до открытия армейских кредитов, на сборы Маньчжурской таможни и винный акциз, – это было квалифицировано как новые беззакония. Не отрицая беззаконного характера подобных действий, следует признать в то же время, что Григорий Михайлович хорошо понимал простую истину: как бы ни дрались «паны», у «хлопцев» не должны трещать чубы…

Время шло, и все яснее становилось, что конфликт изжил себя. У Атамана не оставалось другого выхода, кроме официального признания Верховного Правителя, у адмирала – кроме формальной реабилитации своего «оппонента». На собравшемся Войсковом Круге Забайкальского войска (который, в частности, телеграммой Верховному Правителю выразил «настоятельное пожелание о скорейшей ликвидации существующего недоразумения между Правительством и Атаманом Семеновым») Григорий Михайлович был 9 июня 1919 года избран Войсковым Атаманом, – и определенную роль здесь могла сыграть выраженная им 27 мая (не дожидаясь отмены приказа № 61) «готовность подчиниться правительству, возглавляемому Верх[овным] Прав[ителем] адм[иралом] Колчак».

Скорее всего, Семенов уже имел сведения о готовившейся реабилитации, хотя оформивший ее приказ Верховного получил уже после цитированной телеграммы. Редакция приказа, однако, наглядно показала, что на уступки во имя общего дела пошел действительно Атаман, а отнюдь не Верховный Правитель. «Ознакомившись с материалом следственной комиссии по делу Полковника Семенова и не найдя в деяниях названного штаб-офицера состава Государственной измены, приказ мой от 1-го декабря 1918 года за № 61 – отменяю», – писал адмирал, фактически совершая несправедливость, ибо такая формулировка подразумевала, что инкриминировавшееся Атаману «нарушение телеграфной связи и сообщений в тылу армии» имело место (а этого вроде бы не сумел доказать никто из его противников), но заключала в себе не измену, а что-то другое (?). Не лучше был и второй параграф приказа, низводивший Григория Михайловича с должности командующего отдельной армией на роль командующего неотдельным корпусом, – и тем самым не только наносивший удар по самолюбию, но и существенно урезавший административные и дисциплинарные права Семенова. При этом уже не приходится говорить о «японской руке», якобы «принудившей» Колчака реабилитировать «мятежного Атамана», тем более что представители шести казачьих войск тогда же отмечали: «Атаман Семенов пошел с нами, казаками, вместе, отвергнув всякое иноземное посредничество». Итак, политическая победа, в сущности, осталась за адмиралом.

С «умиротворением» Семенова общий государственный порядок на территории, непосредственно подчиненной Верховному Правителю, можно было считать в целом установленным. В течение нескольких месяцев особую единицу, с административной точки зрения, представлял собою лишь Дальний Восток, возглавляемый Верховным уполномоченным Российского Правительства – генералом Хорватом. 3 декабря 1918 года указом Колчака были назначены два его помощника – генерал Иванов-Ринов по военной части и генерал Флуг по гражданской; 6 мая 1919-го Хорват в дополнение к своему посту Уполномоченного стал Командующим войсками Приамурского военного округа, а Командующим морскими силами на Дальнем Востоке был официально назначен адмирал Тимирев, фактически уже исполнявший эти обязанности. Особый статус дальневосточного региона не продлился, однако, дольше 28 июля, когда Колчак упразднил должность Верховного уполномоченного, «подчинив край общему порядку управления» (Хорвата сделали сенатором и «Главноначальствующим над русскими учреждениями в полосе отчуждения»).

«Общий» (фактически – мирного времени) порядок управления, который Колчак стремился установить на Дальнем Востоке, нашел отражение и в решении Верховного Правителя сформировать в Приморской, Амурской и Забайкальской областях и полосе отчуждения (Заамурском округе) Пограничную стражу, подчиненную, как было и в Российской Империи, министру финансов; формированием должен был руководить генерал С.Н.Люпов.

Автономией обладали также казачьи области, относительно которых грамотой Российского Правительства от 1 мая 1919 года гарантировалось «сохранение установившихся на землях казачьих войск основ войскового самоуправления», а также «неприкосновенность занимаемых казачьими войсками земель и прав их на владение и распоряжение этими землями». При этом Правительство подтверждало, что «считает незыблемым» и «образ служения» казаков, чем как будто обуславливалась сословная специфика казачества, связывающая предоставляемые права с более тяжелой, чем у остального населения, формой воинской повинности.

Правда, представители казачьих войск, объединенные в «конференцию», как будто не чувствовали себя удовлетворенными этой декларацией Правительства и претендовали на более важную роль в общегосударственном масштабе. В конце августа они представили Колчаку записку о «реорганизации власти», намечавшую как расширение состава кабинета за счет министров без портфеля для «связи правительства с представителями общественности», так и преобразование Экономического Совещания в нечто более напоминавшее парламент в полном смысле слова. Планировалось даже сделать премьер-министра (а значит, и весь кабинет) «ответственным перед особым законосовещательным органом управления». Однако Александр Васильевич подобным реорганизациям в военное время не сочувствовал, да и с вопросом автономии казачьих областей и административной структурой освобожденной части России эти проекты никак не были связаны.

Будучи провозглашенным Верховным Правителем России, адмирал должен был задуматься и о выстраивании отношений с теми областями, которые вели самостоятельную борьбу против Советской власти. Вопрос «признания Колчака» стоял весьма остро, поскольку без него любые «всероссийские» титулы были не более чем фикцией.

На первых порах могло даже показаться, что здесь неизбежны конфликты, – и действительно, вскоре за ноябрьскими событиями последовал протест со стороны социалиста Н.В.Чайковского, возглавлявшего Временное Правительство Северной области и заочно избранного в состав Уфимской Директории. «Отказываюсь подчиняться диктаторской власти», – телеграфировал он в середине декабря Колчаку, Вологодскому и представителям союзников. Чайковский требовал «немедленно сложить власть, восстановить Директорию, спасти Россию от позора, клятвопреступности, политического младенчества» – и казалось, что демарш его представляет немалую опасность: помимо разрушения единства антибольшевицкого фронта перед союзниками, можно было ожидать, что военное имущество, завезенное последними на Русский Север, теперь окажется потерянным для войск Верховного Правителя. Однако вскоре Чайковский отказался от своей непримиримой позиции, а прибывший в Архангельск в январе 1919 года и принявший должность генерал-губернатора генерал Е.К.Миллер с самого начала проявил лояльность Колчаку.

Такую же лояльность проявил и генерал Н.Н.Юденич, собиравший силы для борьбы на Петроградском направлении. В своей телеграмме Колчаку от 21 января 1919 года он нарисовал широкие перспективы: «Около меня объединились все партии от кадет и правых. Представители торгово-промышленного класса, находящиеся [86] в Финляндии, обещали финансовую поддержку… Необходимо воздействие союзников на Финляндию, дабы она не препятствовала нашим начинаниям и вновь открыла границу для русских беженцев, главным образом офицеров. То же – в отношении Эстляндии и Латвии. Необходима помощь в достаточном количестве вооружением, снаряжением, техническими средствами, особенно нужны танки и аэропланы, финансами, продовольствием». Это еще не было формальным признанием – просьба «благоволите поддержать мое ходатайство перед Антантой» скорее соответствует тону разговора равного с равным, – но одновременно Юденич писал на Юг генералу Деникину: «Если моя личность не угодна Адмиралу Колчаку, Вам или союзникам, сообщите, и я отойду в сторону…» – до известной степени признавая тем самым свою подчиненность.