Дело, представленное Питеру Хоупу, относилось к наиболее сложным.

— Разумеется, — объясняла мисс Эпплъярд, — я никогда не выйду замуж без согласия своего отца.

Питер Хоуп счел эту мысль правильной.

— С другой стороны, — продолжила мисс Эпплъярд, — ничто не заставит меня выйти замуж за человека, которого я не люблю.

Опыт Питера Хоупа привел его к выводу, что молодые люди иной раз могут и передумать.

Собственное мнение Питера, пусть он и не выразил его вслух, состояло в том, опять же исходя из личного опыта, что оно ничего не значило.

— Я пойду прямо к отцу, — перехватил инициативу Гриндли-младший, — и скажу ему, что на всю жизнь обручен с мисс Эпплъярд. Я знаю, что будет потом. Я знаю, как он отреагирует. Он лишит меня наследства, и я уеду в Африку.

Питер Хоуп не смог уяснить для себя, каким образом исчезновение Гриндли-младшего на просторах Африки могло содействовать решению рассматриваемой проблемы.

Гриндли-младший полагал, что просторы Африки куда лучше жалкого существования в пределах Лондона.

Питер Хоуп подозревал, что Гриндли-младший в этот момент разошелся со здравомыслием, которое ранее — Питер Хоуп на это надеялся — служило Гриндли-младшему путеводной звездой.

— Мне кажется… — подала голос заместитель редактора.

— Помолчи, Томми… я хочу сказать, Джейн, — прервал ее Питер Хоуп. При посторонних он всегда называл ее Джейн, за исключением тех случаев, когда волновался. — Я знаю, что ты хочешь сказать. И могу без этого обойтись.

— Я только собиралась сказать… — По голосу чувствовалось, что заместитель редактора страдает от допущенной по отношению к ней вопиющей несправедливости.

— Я знаю, что ты собиралась сказать, — вновь прервал ее Питер Хоуп. — Это видно по твоему подбородку.

Ты намерена взять их сторону. Предложить, чтобы они повели себя неподобающим образом по отношению к своим родителям.

— Нет, — возразила заместитель редактора. — Я лишь…

— Собиралась, — настаивал Питер. — Не следовало разрешать тебе присутствовать при нашем разговоре. Я же знал, что ты обязательно вмешаешься.

— …хотела сказать, что в редакции нам не помешает еще один человек, ты это знаешь. И если мистера Гриндли устроит маленькое жалованье…

— К черту маленькое жалованье! — фыркнул Питер.

— …тогда ему не придется уезжать в Африку.

— И чем это нам поможет? — осведомился Питер. — Даже если этот юноша окажется таким… таким упрямым, что посмеет пойти против воли отца, который все эти годы работал на его будущее, как это поможет нам обойти отказ мистера Эпплъярда?

— Разве ты не видишь… — начала объяснять заместитель редактора.

— Нет, не вижу! — рявкнул Питер.

— Если он объявит своему отцу, что ничто не заставит его жениться на ком-либо, кроме мисс Эпплъярд, отец лишит его наследства, что он полагает весьма вероятным…

— Безусловно! — воскликнул Гриндли-младший.

— И хорошо. В этом случае он перестанет быть сыном старшего Гриндли, то есть у мистера Эпплъярда больше не будет оснований не давать согласия на брак дочери с Гриндли-младшим.

Разве мудрость зрелости когда-нибудь могла устоять против энтузиазма юности, устремленной к поставленной цели? Бедный Питер после долгих уговоров позволил втянуть себя в этот заговор, и уже следующим утром Гриндли-младший стоял перед отцом в кабинете последнего.

— Очень сожалею, сэр, если я не оправдал ваших надежд.

— К черту твои сожаления! — ответил Гриндли-старший. — Держи их при себе, пока тебя не попросят их высказать.

— Я надеюсь, мы расстаемся друзьями. — Гриндли-младший протянул руку.

— Почему ты меня злишь? — спросил Гриндли-старший. — Последние двадцать пять лет я думал только о тебе.

— Я не злю, сэр, — ответил Гриндли-младший. — Я не могу сказать, что люблю вас. Я сомневаюсь, что вы хотели этого от меня. Но вы мне нравитесь, сэр, и я вас уважаю. И… я сожалею, если приходится причинять вам боль.

— То есть ты готов отдать все свои планы на будущее, все деньги ради этой… этой девушки? — Похоже, мне ничего и не нужно отдавать, сэр.

— Денег не так уж и много, как я мог ожидать, — после паузы продолжил Гриндли-старший. — Может, оно и к лучшему. Я мог бы проявить большее упрямство, если бы все шло хорошо. Господь вразумил меня.

— Дела идут не слишком хорошо, папа? — спросил молодой человек с печалью в голосе.

— Тебе что до этого? — фыркнул Гриндли-старший. — Ты теперь отрезанный ломоть. Бросаешь меня, когда я иду ко дну.