Шрифт:
— Тогда остается Аостум… — проговорил Байяз.
От его слов у Джезаля на душе немного повеселело.
— Из Аостума теперь пути через реку нет. Спасаясь от войск мстительного брата, Скарио переправился на другой берег, а мост велел обрушить. И инженеры выполнили приказ.
— Он уничтожил мост?!
— Да, уничтожил. Уничтожил чудо Старой эпохи, простоявшее две тысячи лет. От моста ничего не осталось. Вдобавок ко всему после обильных ливней великая река превратилась в глубокий бурный поток. Бродов нет. Боюсь, в нынешнем году Аос вам не пересечь.
— Так или иначе, я должен перебраться на другую сторону.
— Увы, не получится. На твоем месте я бы вернулся туда, откуда пришел, предоставив империю ее горькой судьбе. Мы, жители Халциса, всегда старались держаться золотой середины и сохранять нейтралитет, не ввязываясь в разражающиеся вокруг все более чудовищные катастрофы. Мы верны обычаям предков. — Нарба указал на себя. — Как и в Старую эпоху, городом правит наставник императора — не разбойник, не мелкий вождь или лжеимператор! — Он вяло обвел пухлой рукой роскошный зал. — Вопреки всему, мы сумели сберечь остатки былой славы, и я не намерен этим рисковать. Твой друг Захарус был здесь примерно месяц назад.
— Здесь?!
— Да. Он заявил, что Голтус — законный император, и потребовал, чтобы я его поддержал. Я выгнал Захаруса, ответив так же, как отвечу тебе: нас устраивает наша жизнь, мы, жители Халциса, счастливы! Вы преследуете свои интересы, и мы не желаем участвовать в ваших интригах. Убирайся-ка подобру-поздорову, маг, не лезь в чужие дела. Даю три дня на то, чтобы покинуть город.
Когда стихло эхо последних слов, повисла долгая пауза — долгий миг мертвой тишины. Байяз становился все мрачнее и мрачнее. В пустоте выжидательного безмолвия быстро сгущался страх.
— Ты меня с кем-то перепутал? — прорычал наконец маг, и Джезалю захотелось немедленно спрятаться за одну из красивых колонн. — Я — первый из магов! Первый ученик великого Иувина!
Гнев Байяза давил Джезалю в грудь, точно огромный камень, выжимая из легких воздух, а из тела — силу. Маг поднял мясистый кулак.
— Вот рука, повергшая Канедиаса! Рука, короновавшая Гарода! И ты смеешь мне угрожать? Что ты называешь былой славой — город, съежившийся за осыпающимися стенами? Да Халцис похож на старого иссохшего воина, тонущего в огромных доспехах, которые носил в молодости!
Нарба молча сжался за серебряными блюдами; Джезаль морщился от ужаса, ожидая, что наместник вот-вот разлетится на куски и прольется на пол кровавым дождем.
— Думаешь, мне есть дело до твоего разваленного нужника, именуемого городом? — бушевал Байяз. — Ты даешь мне три дня? Да меня тут завтра же не будет!
Резко повернувшись, с высоко поднятой головой, он зашагал по глянцевым плитам к выходу, а эхо его голоса все еще звенело меж сверкающих стен под мерцающим потолком.
Джезаль на миг растерялся, а затем, дрожащий, ослабевший, с виноватым видом прошаркал вслед за первым из магов мимо онемевших от ужаса стражников и вышел из дворца навстречу яркому солнечному дню.
О состоянии оборонительных укреплений
«Архилектору Сульту,
главе инквизиции его величества
Ваше преосвященство!
Я ознакомил членов правящего совета Дагоски с целью моей миссии. Внезапному ограничению власти они не обрадовались, что неудивительно. Расследование обстоятельств исчезновения наставника Давуста идет полным ходом. Думаю, результаты не за горами. Укрепления осмотрю в ближайшее время и предприму все необходимые меры, чтобы враг не прорвался через стены Дагоски.
Буду держать Вас в курсе. Служу и повинуюсь.
Занд дан Глокта, наставник Дагоски».Солнце тяжкой громадой придавило осыпающиеся крепостные стены. Придавило оно и склоненную под шляпой голову Глокты, и кривые плечи под черным пальто. Казалось, оно вот-вот сокрушит человека, поставит на колени, выжмет из него всю воду, да и саму жизнь…
«Свежее осеннее утро в чарующей Дагоске», — обобщил свои впечатления наставник с присущей ему иронией.
Вдобавок к атакующему сверху солнцу в лицо бил соленый ветер, налетевший на скалистый полуостров с пустынного моря. Горячий, удушающе пыльный, он бился в городские стены и начищал все вокруг соляной крупой. Он жалил потную кожу Глокты, сушил ему губы, щипал до жгучих слез глаза.
«Похоже, даже природа мечтает от меня избавиться».
По парапету, с раскинутыми руками, точно циркач-канатоходец, покачиваясь, шагала практик Витари. Глокта хмуро косился снизу вверх на долговязый женский силуэт, чернеющий на фоне ослепительно ясного неба.
«Могла бы спокойно идти внизу, а не валять дурака. Впрочем… так есть надежда, что она сверзится».
Высота городской стены составляла не меньше двадцати шагов. Представив, как любимый практик архилектора оступается, соскальзывает и летит кувырком вниз, как ее руки хватаются за воздух, Глокта позволил себе слабо, едва заметно улыбнуться. Может, она даже пронзительно завизжит, прежде чем разобьется насмерть?