Вебер выключил телевизор:

— Бремер валит все на Стокке. Я предупреждал, что мы подставляем его под удар.

— Стокке большой мальчик, — сказала Скоугор. — И тебе тоже следует повзрослеть. Наша цель — свергнуть Бремера, и она почти достигнута.

Вебер стал натягивать пальто.

— Я надеялся, что мы думали победить его за счет лучших идей. А получилось, мы просто не хуже его умеем играть в его грязные игры. К черту все это. Меня тошнит от этой тухлятины.

— Что ты сказал? — вскинулся Хартманн.

— Ты слышал, Троэльс! Я полжизни потратил на то, чтобы сделать тебя тем, кто ты есть.

— Неужели?

Вебер смерил его взглядом с ног до головы:

— Вот именно. Новый защитник народных интересов. Чистый и честный. Открытый и бесстрашный. И что же? Ты готов на любую подлость, как худший из них! Господи… И ты думаешь, что достоин победы? — Он обратил обвиняющий взор на Скоугор. — Думаешь, она достойна твоей победы? Ваше представление в духе Джона и Джеки ползет по швам, а вы двое даже не понимаете этого!

— Мортен, достаточно.

— Я еще даже не начал, — огрызнулся тот. — Ты не должен касаться изнанки, Троэльс, это моя работа. Оставь это профессионалам.

Он выскочил из кабинета прежде, чем Хартманн мог ответить. Риэ Скоугор кипела от негодования. Хартманн присел на ее стол:

— Прости за это. Мортен не любит стрессы, становится раздражительным.

— Ты называешь это «раздражительный»?

— Да. Я давно его знаю. Так он реагирует на проблемы.

Скоугор схватила пачку бумаг и стала что-то в них искать.

Последнее время она носила волосы строго убранными на затылок. Ее темные глаза беспокойно метались, избегая смотреть на него.

— Я тут подумал… может, ты не откажешься выпить?

Она только наклонила голову ниже и ничего не сказала.

— Нет так нет, — быстро сказал Хартманн. — Это так, просто вопрос…

В кабинет вдруг вновь ворвался Вебер, в руках он держал огромный букет лилий.

— Вот. — Он сунул букет в руки Скоугор. — Это принесли для тебя. Не понимаю, для чего может понадобиться такой веник… — И с этими словами он покинул кабинет.

— Цветы, — произнес Хартманн.

— Ты такой наблюдательный, Троэльс.

— Должно быть, кто-то очень высоко тебя ценит.

Улыбка — наконец-то.

— Позвонишь в полицию, хорошо? — попросил он.

На следующую встречу они должны были ехать вместе. Вебер смилостивился и согласился сесть в одну машину с Хартманном. По радио передавали заявление Бремера; не дослушав до конца, Вебер попросил водителя переключить станцию.

— Что ты имел в виду, Мортен? Когда говорил про представление в духе Джона и Джеки?

— Ох, да брось ты. Ты себя так видишь, и Риэ тоже. Вы что, не понимаете, что для тех двоих это тоже был всего лишь спектакль?

— Я не играю.

— Ты политик. Не будь кретином.

Хартманн в недоумении покачал головой:

— И почему я терплю твою брань?

— Потому что мы с тобой отлично сработались. Лучше, чем ты с Риэ. В любом случае наши отношения честнее. — Вебер похлопал его по колену. — Не обижайся. Я стараюсь ради тебя. Да что там, ради вас обоих. Из нее получится неплохая спутница, когда она поймет пределы своих возможностей.

— То же самое верно и для меня, полагаю.

— Ты уже на пути.

— Почему я не прав относительно Бремера? Разве так уж важны средства, если цель хороша?

— Ты знаешь ответ сам.

— Я хочу быть уверенным в том, что ты поддерживаешь меня. Мне нужно знать, что ты не уйдешь в один прекрасный день, устроив скандал из-за Риэ…

Вебер предпочел не отвечать на это.

— Я знаю, что делаю, — сказал Хартманн.

— Ну да, тебе так кажется.

Хартманн протянул ему руку:

— Ну хватит, старый ворчун. Мы же вместе.

Вебер не отказался от рукопожатия:

— Да, конечно, мы вместе, Троэльс. И я не ворчу, кстати. Дело в том…

Хартманну пришлось отвлечься — зазвонил телефон. Это была Скоугор. Он включил громкую связь, чтобы Вебер тоже мог слышать.

— Я говорила с полицией, — сказала она. — Бремером они займутся, но позднее.

— Когда?

— Когда до него дойдет очередь. Им пришлось вернуться к делу Бирк-Ларсен.

— Что? — Хартманн был готов закричать.