Пернилле без причины передвигала фотографии, приколотые к пробковой доске на стене.

— Мы должны… — Она высморкалась, сделала два глубоких вдоха. — Мы должны думать о мальчиках.

Она снова плакала, но не желала показывать это.

Бирк-Ларсену мучительно хотелось действовать. Убежать из дома. И он знал, что невысказанная мысль — это тоже предательство.

— Нужно сказать им, — выговорил он.

Лунд вошла в штаб Либеральной партии. Там пахло потом, полированным деревом и старой кожей. Скоугор, чересчур элегантная и чересчур самоуверенная советница Хартманна, говорила по телефону о деталях пресс-релиза. Когда она закончила, Лунд сказала:

— Я хочу его видеть.

— Он на встрече.

— А-а, — протянула Лунд.

Она наблюдала, как Скоугор вернулась к компьютеру, стала что-то печатать стоя, как делают крайне занятые люди.

— Вы уже подготовили заявление? — спросила она.

Продолжая печатать:

— Да. Мы больше не можем ждать.

— Но вам придется подождать.

Скоугор глянула на дверь позади себя, сказала медленно, будто говоря с умственно отсталым:

— Мы не можем.

Лунд пересекла помещение. По дороге оттолкнула Скоугор, когда та налетела на нее с криком, и открыла дверь.

Троэльс Хартманн выглядел удивленным, как и дама, сидящая рядом с ним.

Кирстен Эллер. Полноватая женщина с предвыборных плакатов. Сейчас она не улыбалась. Она не любила, когда ее отрывали от дел.

— Простите, — сказала Лунд политику в отглаженной синей рубашке, — но нам необходимо поговорить.

Минутой позже Кирстен Эллер оказалась у окна на диване, откуда она не могла слышать беседу.

Хартманн пытался объясниться:

— Если пресса подумает, будто я лгу…

— Это дело об убийстве. Вся информация конфиденциальна. Мы не можем упускать наши шансы…

— А как же мои шансы?

Он был необычным человеком: сполна одарен харизмой политика, окутан аурой беспечной искренности. И умудрился задать свой вопрос без видимого смущения.

Ожил ее мобильник, она выхватила его из сумки, вздохнула, увидев номер, но тем не менее ответила:

— Бенгт? Давай я тебе перезвоню.

Звуки молотка на заднем фоне.

— Я дома. Пришли плотники. Какое дерево ты бы хотела для сауны?

Лунд нахмурилась. Хартманн пока терпеливо ждал.

— А какое дерево обычно используют в саунах?

— Сосну.

— Прекрасно, сосна подходит.

— Но это зависит от…

— Не сейчас. Я перезвоню тебе.

Отбой.

Хартманн уже направлялся к женщине, сидящей на диване в его кабинете.

Лунд поймала его за локоть, посмотрела прямо в глаза. Было в них что-то…

— Мы поймаем его очень скоро. Пожалуйста, не мешайте нам.

— Как скоро? Сегодня?

— Надеюсь.

Хартманн медлил. Наконец сдался:

— Ладно. Я подожду. Но только один день.

— Спасибо, — сказала она.

— Полярная сосна.

Лунд остановилась.

— Полярная сосна. Она лучше подходит для сауны, чем обыкновенная. Меньше смолы.

— Вот как.

В двери возник Майер, пора было уходить.

Кирстен Эллер улыбнулась, когда Хартманн наконец вернулся к ней:

— Плохие новости, Троэльс?

— Вовсе нет. Все прекрасно.

Она не спускала с него внимательных глаз.

— Правда? А мне показалось, что вы встревожены.

— Да нет же, это мелочь.

— Если я развожусь с Бремером, то взамен мне нужна свадьба, а не интрижка на три дня.

— Разумеется, — согласился он, энергично кивая.

— И это подразумевает честность во всех вопросах.

Хартманн улыбнулся ей:

— У нас нет никаких проблем, Кирстен. Может, приступим к делу?

В начале третьего Пернилле и Тайс Бирк-Ларсен стояли на сером тротуаре возле фонтана и смотрели, как на площадку выбегают дети, закутанные в теплые куртки, шапки и варежки, с рюкзаками за спиной, с яркими воздушными змеями в руках.

Вторник. Да, по вторникам они всегда что-то мастерили.

Эмиль семи лет, с короткими светлыми волосами, и шестилетний Антон, рыжий, каким был когда-то его отец. Они бросились к родителям вприпрыжку, поднимая змеев повыше в надежде, что их подхватит холодный предзимний ветерок. У Эмиля был красный змей, у Антона желтый.

— Почему папа с тобой? — тут же поинтересовался Эмиль.

Вышли на серую улицу, встали на переходе, подождали, пока все машины проедут, перешли дорогу, бережно сжимая маленькие ручки.

Антон хотел знать, нельзя ли поехать в парк запускать змеев, и надулся, когда мама сказала «нет».