Полковник явно не в духе. Видимо, Петров его «подзавел». Правда, он всегда чем-нибудь недоволен, но сегодня выглядит еще пасмурнее, чем обычно. Назвав меня товарищем, он больше не проронил ни слова. Чуть-чуть пригнув голову, он шагает размеренно, слегка покачиваясь на неровностях тропинки. Порою кажется, что он спит на ходу. Наверное, не выспался. А вернее — устал. Силенок у него остается немного. Уже и клюшка не всегда помогает. Вот и крутой подъем для него проблема…

Нас все плотнее обступают деревья. Лес загустел. Здесь, в низинке, почти безопасно. Тут мертвая зона, недосягаемая для снарядов. И не случайно кусты забиты солдатами. И от артобстрела, и на случай бомбежки укрылись здесь в щелях люди. Тут и там груды свежей земли. Всюду темнеют провалы одноместных окопчиков.

— Дорохов!

Окрик раздается рядом, над самым ухом. Из окопа, что вплотную с тропинкой, высовывается улыбающаяся физиономия Васи Зуйкова. Он явно рад непредвиденной встрече. Вася успел заменить старенькую шинель. Он побрился и выглядит свежим и бодрым. Белозубая добродушная Зуйковская улыбка, кажется, озаряет весь лес. А рядом с ним из окопа высовывается голова сержанта Семенова.

Полковник останавливается как вкопанный и пристально смотрит на них. Сначала на одного, потом на другого. Он словно старается внимательнее разглядеть их или припомнить фамилии, хотя знает их, как облупленных.

— Вы что тут делаете? — спрашивает Демин после затянувшейся паузы и сразу повышает голос. — Я вас спрашиваю, товарищ Зуйков, что вы здесь делаете?

— Мы с капитаном Коховым, товарищ полковник, — Зуйков вытягивается в полный рост. Он смотрит в нашу сторону виновато и с опаской косится на соседнюю щель.

Демин снимает очки, протирает их пальцами и медленно водружает обратно — на свой мясистый с красными прожилками нос.

— Я приказал Кохову вести наблюдение за противником.

Кажется, полковник разговаривает с самим собой, а не с вытянувшимися перед ним разведчиками. Но в голосе его отчетливо проскальзывают металлические нотки.

— Где капитан? — Это сказано уже совсем другим тоном — с иронией. На лице Демина появляется мрачная усмешка, какой я раньше не замечал. Не дожидаясь ответа, он шагает к соседней щели…

Оперевшись на клюшку, командир полка застывает над окопчиком словно памятник. Осторожно выглядываю из-за его спины. На дне окопа на подстилке из веток лежит капитан Кохов. Сложив руки на груди, он смотрит на командира полка остекленевшими глазами покойника, и по лицу его разливается меловая бледность.

«Картина, достойная кисти Репина», — съязвил бы Смыслов, будь он свидетелем этой немой сцены… А Кохов все лежит и молчит. Он даже не шевелится. Как будто у него парализовало и язык и конечности. Вот так же, наверное, кролик чувствует себя под взглядом удава: я видел в кино, как удав парализует трусливого зайца одними глазами.

«Минута молчания» становится тягостной. Наконец припухшие губы Кохова едва заметно вздрагивают, глаза начинают моргать.

— Пойдем, товарищ Дорохов! — полковник круто поворачивается и идет прочь.

— Всем следовать за мной, — бросает он властно и жестко возле выбирающегося на тропинку Зуйкова.

Мы двигаемся все вместе. Шагаем обратно. Впереди могучая фигура полковника. Следом я в своей измызганной шинелишке с автоматом наперевес — на передовой именно так сопровождают высокое начальство… За мной одетые с иголочки, приободрившиеся и излишне веселые Зуйков, Семенов и Паньшин. А сзади хмурый, осунувшийся Кохов. Руки его опущены вниз, как плети. Капитан идет, опустив глаза в землю, словно что-то потерял и еще надеется отыскать.

Я бы многое сейчас сказал Кохову, не будь капитан моим начальником. И в первую очередь сказал бы ему, что «на фронте надо действовать воедино», а не прятаться…

…Впереди в кустах показалась наша штабная машина, возле которой стоит Петров. Начальник штаба смотрит на нас с любопытством и ожиданием. По его взгляду заметно — он уже почувствовал что-то недоброе. Подойдя к самоходке, полковник оглядывается, упирается в меня взглядом. «И почему я все время оказываюсь у него на глазах?»

— Товарищ Дорохов, дайте листок бумаги.

Торопливо расстегиваю сумку, поспешно вырываю из блокнота листок.

— Дайте и сумку, — полковник протягивает руку к моей «керзушке». Он достает карандаш, нагибается к стальному крылу самоходки, нависшему над блестящими траками, и начинает старательно выводить буквы и фразы. Я поддерживаю сумку, чтобы она не сползла. Стараюсь не смотреть на бумагу. Но любопытство сильнее моих стараний. Крупный, довольно красивый почерк полковника помимо воли приковывает взгляд.

«Начальнику штаба 5 Гв. Зимовниковского мех. корпуса, гв. генерал-майору Шабарову…» — медленно-медленно выводит Демин каждую букву. Кончик карандаша хищно замирает над беззащитным тетрадным листочком, потом, остро клюнув его, снова ползет по бумаге: