Сейчас надо было извиниться, но Заноза уже встал. Глянул на потолок:

— Я пойду. Рассвет скоро. Хорошей ночи.

Он поклонился Лэа и, развернувшись на пятках, исчез. Только хлопнули полы плаща.

— Бэтмен, блин, — Лэа зачем-то перевернула потир вверх ножкой. — Мартин, надеюсь, сегодня ты к нему в гости не потащишься? Ночь заканчивается, дай мальчику выспаться, и давай подумаем, где раздобыть для него крови.

Счастье, что под утро улицы Тарвуда становились совершенно безлюдны. Город и так-то не мог похвалиться активной ночной жизнью, разве что в Замковом квартале затевался какой-нибудь бал, с которого гости разъезжались по домам лишь с рассветом, но Замковый квартал был далеко. А в Ларенхейде в этот час тишина и покой. Живых нет ни на улицах, ни даже в домах — офисы открываются, когда солнце уже высоко — и голодный упырь, спешащий в свое убежище, может не бояться, что голод окажется сильнее здравого смысла.

Мысли с неприятным постоянством возвращались к Замковому кварталу. Там еще не спят. Там сейчас можно поймать кого-нибудь. Не все гости возвращаются домой в колясках. Scheisse, да большинство гостей предпочтут прогулку по утреннему холодку тряске в экипаже. И к тому же, какой нормальный конюх согласится гонять лошадей ради поездки на жалкие километр-полтора? Тысячу причин найдет, чтобы отмазаться. Конюхов этих Заноза еще из прошлой жизни помнил, им лошади дороже людей, и это правильно, так и должно быть… Он сам тоже поберег бы лошадей. Дал бы постороннему, но обаятельному вампиру возможность съесть какую-нибудь леди, возвращающуюся домой пешком и без охраны. Да даже если и с охраной… с охраной даже лучше. Больше еды.

Заноза тронул пальцами щеку. Шрамы отозвались болью, но это была не настоящая боль, у вампиров не бывает настоящей, и он продолжал ощупывать лицо, пытаясь представить, как сейчас выглядит. По всему выходило, что ужасно.

Что ж, обаяния поубавится. Но те, кто видел его раньше, не станут относиться хуже. А те, кто еще не видел… а кто ему нужен в ближайшее время? С Виго покончено, необходимости в новых контактах нет, можно заканчивать отладку пульта управления и ждать Хасана. Еще надо обсудить с Мартином правила охоты на живую кровь, но это, наверное, ночью, когда демон придет в гости. Заодно, показать ему пульт. Похвастаться.

Заноза не нуждался в похвалах. Сейчас — нет. Он гордился тем, какой он умный, гордился работающим пультом, гордился тем, как сломал стену. Полтора метра… хм, если Лэа не преувеличила, то повод для гордости увеличивался сантиметров на тридцать. Может, гордость за свой ум и гордость за разнесенную вручную полутораметровую каменную кладку друг другу и противоречили, но Заноза решил считать это парадоксом и стал гордиться своей парадоксальностью. Он даже немножко гордился тем, что спер чашу, хоть это и было сомнительным достижением. Потир, все же, с самого начала принадлежал семье Виго, а право собственности Заноза чаще всего уважал. Если только оно ему не мешало делать то, что хочется.

В общем, нет, похвалы ему сейчас были не нужны. Он просто хотел показать Мартину пульт, продемонстрировать, что тот работает. Чтоб Мартин не думал, будто он собирался уйти и не возвращаться. В их сотрудничестве и в их отношениях многое построено на доверии. Это лучший вариант, чем то, что было вначале: безвыходность с одной стороны, выполнение приказов старшего — с другой, поэтому доверие нужно сохранять. Ну, и еще, конечно, хотелось, чтоб Мартин знал, что Заноза не только стрелять умеет. Без всякой пользы хотелось. Просто похвастаться. Он любил хвастаться, вот уж это занятие никогда не надоедало…

И ведь почти получилось не сворачивать на аллею, ведущую в Замковый квартал. Почти получилось отвлечься от мыслей о крови. Но живые, те кто преследовал его последние несколько ночей, снова оказались рядом. Ближе, чем полезно для живых, когда вампир голоден.

Очень голоден.

Сегодня их было больше. Scheisse… сегодня их было много! Четыре группы, в каждой по три или четыре сердца. Это уже не слежка. Но тогда — почему?! Что он сделал?

Кроме того, что был голоден и слаб, и рассвет приближался? Этого разве недостаточно?

Четверо на крышах, еще сколько-то… трое? четверо? под аркой впереди. Как раз там, где фонарь. Как раз там, где он, без очков, увидит только силуэты, расплывающиеся в жалящем электрическом свете.

— Scheisse! — вырвалось уже вслух, – que usted follen, serefsiz [28] …

Он не стал ждать, пока люди из-под арки выйдут в свет фонаря. Сзади надвигались еще четверо, а на крышах по обе стороны улицы сидело всего по двое, и выбор был очевиден. Заноза прыгнул. С середины улицы — в сторону и вверх, на узкий карниз, опоясывающий дом под окнами второго этажа. Едва не сорвался. Чертова кровь, чертова слабость, чертов остров, отнимающий последние силы. Дома, на Земле, если б пришлось убегать от венаторов, он перепрыгнул бы отсюда на другую сторону улицы, прямо на крышу. Проклятье, да он улетел бы от них. Это если б можно было представить себе, что дома он от кого-то убегает! От людей… гребаный стыд!

С карниза он перемахнул на такой же узкий, бесполезный балкон, обрушив вниз цветочный горшок. С балкона — на карниз третьего этажа. И тут страшной силы удар под лопатку вбил его в стену. Арбалетный болт прошел насквозь, острие врезалось в камень. На мгновение, на доли секунды, каждая из которых была необходима, чтобы спастись, Занозу парализовала мысль о том, что болт задел сердце. Не мог не задеть. Казалось, он толщиной с бревно, стальной обрубок, раздробивший ребра и позвоночник. Казалось, внутри, в грудной клетке, не уцелело ничего. И, падая со стены, Заноза еще не знал, падение это или прыжок. Свалится он на мостовую, обездвиженный и беспомощный, или… Он вывернулся в воздухе. Хлопнули полы плаща. Упал на камни — на колени, на руки. Метнулся в сторону — от следующего выстрела, с какой бы стороны тот ни пришел. Они ждали, что он упадет, примерно знали куда, и этот участок…