Однако сколько веревочке не виться, а концу быть. Сталин потерял доверие к Ежову и его подручным типа Успенского. Их стали привлекать к ответу за злоупотребление властью. Хрущев запаниковал. С Ежовым он познакомился, когда учился в П ром академии. Уже тогда они нашли общий язык и понимали друг друга. Никита сдавал ему слушателей, оговаривая их то «правыми», то «уклонистами», то бухаринцами, то рыковцами, а Ежов прибирал их к рукам. Они были в одной связке, и многих отправили ни за что ни про что в не столь отдаленные места. Если это станет известно Сталину… Никита боялся даже думать о том, что может произойти.

Возникло дело с Успенским. Накануне ему позвонил Сталин и сказал, что его надо арестовать. У Никиты задрожали колени. Успенский знал все его московские и украинские проделки. Естественно, на допросе он все расскажет, и тогда ему не сдобровать. Хрущев метался по кабинету, стараясь найти выход из создавшейся ситуации, но ничего дельного на ум не приходило. И вдруг его осенила, можно сказать, гениальная идея. Он вызвал Успенского к себе и рассказал об угрожающей ему опасности.

– Тебе нужно бежать, – советует Хрущев своему чекистскому наркому. – Ты можешь скрыться, спрятаться, убежать за границу.

Для Никиты это был беспроигрышный вариант избавиться от нависшей угрозы. Если Успенский попытается скрыться, то этим самым признает свои преступные действия, и он, Хрущев, тут же отмежуется от него и подымет вопрос о недоверии всем чекистам, работавшим вместе с Успенским. Это будет явный перебор, но излишний шум и крик здесь не помешают. Он будет выглядеть как истинный борец за справедливость.

Все случилось, как и планировал Хрущев. С той только разницей, что Успенский не бежал, а имитировал самоубийство. Для Хрущева это был еще лучший вариант отмежеваться от Успенского. Он тут же поднял крик о немедленной поимке врага народа. Успенского отловили в Воронеже. На допросе он показал, что они с Хрущевым были близки и дружили домами.

– Я был послушным солдатом партии, – говорил Успенский, – и выполнял указания Никиты Сергеевича.

Однако Хрущев был вне подозрений. Он тут же заявил:

– Никому из чекистов, работающих с Успенским, доверять нельзя.

К слову сказать, Хрущев сыграл роковую роль и в судьбе жены Успенского. Ее арестовали и приговорили к расстрелу за помощь мужу в организации побега. Она подала прошение о помиловании, и тут вмешался Хрущев: он рекомендовал Президиуму Верховного Совета отклонить ее просьбу о помиловании. Ему не нужны были свидетели. Сын Успенского – подросток– остался сиротой.

Спустя четверть века историю с Успенским Хрущев исказил на свой лад. «Успенский, – писал он в мемуарах, – завалил меня бумагами, и что не бумага, то там враги, враги, враги. Он посылал мне копии, а оригиналы докладов писал сразу Ежову в Москву. Ежов докладывал Сталину, а я осуществлял вроде бы партийный контроль. Какой же тут партийный контроль, когда партийные органы сами попали под контроль тех, кого они должны контролировать? Было растоптано святое звание коммуниста, его роль, его общественное положение. Над партией встало ЧК».

Вот так и свалил Никита Сергеевич все с больной головы на здоровую.

Как только Украину освободили от фашистских захватчиков, Сталин отозвал Хрущева из армии, где тот был членом военного совета 1-го Украинского фронта.

– Советник и генерал вы никудышный, – сказал ему Иосиф Виссарионович, – возвращайтесь к гражданским делам.

Хрущев молчал, понурив голову, потом пролепетал:

– Военному делу не обучался.

– Это я знаю, – сказал Сталин, – проваленная вами с Тимошенко харьковская операция обошлась потерей двадцати дивизий. Если бы мы сообщили стране всю полноту той катастрофы, которую пережил фронт, то я боюсь, что с вами поступили бы очень круто…

Хрущев не проронил ни слова в свое оправдание. Однако после смерти Сталина, он всю вину за поражение Красной Армии под Харьковом взвалил на Сталина. Он мстил ему за то, что тот не признал в нем крупного военного специалиста. Хрущев в своих мемуарах, договорился до того, что стал утверждать, что победа в Отечественной войне была одержана не благодаря героизму Красной Армии и полководческому искусству Сталина и его генералитета, а вопреки им, что Советский Союз вообще не одержал бы победу, если бы не США. Об этом ему, якобы – какая наглость! – с глазу на глаз сказал сам Сталин. Естественно, эту хрущевскую болтовню сразу же подхватили за океаном, где во время войны не разорвался ни один снаряд, и захотели украсть нашу победу. Им всячески пытались и пытаются в этом помочь нынешние хрущевцы и новоявленные «историки– советологи».

Но все это будет уже после смерти Сталина, а в тот день, когда Иосиф Виссарионович отозвал Хрущева с фронта, Никита Сергеевич смиренно ожидал своей участи.

– Войне пока не видно конца, – сказал Сталин, – но мы тут как-нибудь справимся с фашистами без вашей помощи, а вы отправляйтесь на Украину. Там работы невпроворот. Вы знаете эту республику, знаете людей, вот и займитесь восстановлением народного хозяйства.

Украина пережила страшное время оккупации и лежала в руинах. Были разрушены семнадцать тысяч городов и поселков, сотни тысяч деревень и хуторов выжжены дотла. Разрушены и превращены в развалины две тысячи заводов и фабрик, уничтожено тысячи километров железнодорожных путей, опустели и обезлюдели сто тысяч колхозов и совхозов. Чтобы восстановить разрушенное войной хозяйство, требовалось время и нечеловеческие усилия. Но Сталин не мог ждать. Война диктовала свои условия.