Шрифт:
– Ты идёшь? – требовательно спросил Соломин уже от дверей.
– Да, - ответил он и посмотрел на секретаршу, которая не издала ни единого звука за всё это время.
Полина Евгеньевна сидела за своим столом, неестественно выпрямившись и стиснув руки перед собой. Её лицо посерело, будто припудренное пеплом, а в широко распахнутых, теперь уже совсем не холодных глазах, плавал всеобъемлющий ужас. И только губы жили своей жизнью на этом неподвижном лице. Они мелко-мелко дрожали и то приоткрывались, будто Полина Евгеньевна хотела глубоко вдохнуть воздуху или что-то произнести, то растягивались в жалобную улыбку, а то напрягались, словно сдерживая рвущиеся изнутри рыдания.
Рачек, широко ступая, подошёл к соседнему столу, взял бутылку с минеральной водой и плеснул в высокий стакан пузырящейся жидкости. Затем вернулся к Полине Евгеньевне, обнял её левой рукой и, поднеся стакан к самым губам женщины, необычно мягко сказал:
– Выпейте это… Пожалуйста.
Та, всё с тем же, ничего не соображающим, видом, послушно отпила и, после второго глотка, кто-то выдернул в ней пробку, выпуская накопившийся внутри шок. Лицо Полины Евгеньевны сморщилось, даже как-то уменьшившись в размерах, и слёзы градом покатились по нему, оставляя на щеках чёрные полоски от туши. Она задышала часто и со всхлипами, как горько обиженный ребёнок, поводя головой слева направо.
– Позови кого-нибудь, пусть побудет с ней, - бросил Соломину Рачек.
Он поставил стакан на стол, рядом с клавиатурой компьютера, и погладил секретаршу по плечу.
– Ты поплачь, поплачь, родная. Потом легче станет, и силы появятся. Вот увидишь. Плачь, не стесняйся…
– Я… я сейчас, - сквозь слёзы проговорила Полина Евгеньевна. Цвет мало-помалу начал возвращаться на её щёки.
Соломин появился в дверях, пропуская впереди себя молоденькую девушку чуть старше двадцати лет.
– Ой, Полина Евгеньевна, что это с вами, - всплеснула руками она, увидев чёрные разводы на лице секретарши Ворохова.
– Побудьте с ней, Катенька, - не вдаваясь в подробности, сказал Соломин и подал знак Рачеку.
Тот ещё раз ободряюще улыбнулся Полине Евгеньевне, которая оказалась гораздо более женственной, чем хотела казаться, кивнул ничего не понимающей Катеньке и быстро последовал за Соломиным.
Они спустились вниз, вышли на парковочную площадку, где вот уже несколько часов стояли «Жигули» Рачека, и подошли к молочно-белому «Опелю-вектра». Ещё на подходе Соломин вынул брелок с ключами, нажал кнопку, «Опель» уавкнул, отпираясь на зов хозяина. Соломин распахнул дверцу и бросился на водительское сидение. Прежде чем сесть, Рачек нагнулся и внимательно осмотрел днище автомобиля. Лишь затем он опустил своё крупногабаритное тело рядом с Соломиным.
– Осторожничаешь? Правильно, - сказал Артём, заводя двигатель.
– Только за нашей стоянкой приглядывают, так что…
– За стоянкой у нацбанка тоже приглядывали, - заметил Рачек.
– Ну-ну, - только и нашёл, что сказать Соломин.
«Опель» выкатился из ворот, выехал на проезжую часть и, на предельной скорости, понёсся к одному из центральных районов, где, рядом со спорткомплексом «Спартак», возвышалось светло-серое здание банка, из дверей которого последний раз в жизни вышел Дмитрий Александрович Ворохов.
Подъехать к самому банку им не дали. Всё было оцеплено милицией, разгонявшей скопления любопытствующих и перекрывшей движение по проезжей части. Соломин поставил «Опель» у обочины и дальше пробивался вместе с Рачеком через милицейские кордоны, не выпуская из рук своего удостоверения. Их задержали лишь в самом начале. Худощавый, в юношеских прыщах, сержант справился по рации у начальства, те дали «добро», всё-таки личный представитель Гриценко, а Рачек прошёл «прицепом», молодые его не знали и потому посчитали, что он из сотрудников Соломина.
На месте происшествия суетилось множество людей. Рачек оглянулся по сторонам и отметил про себя, что такого скопления милицейского руководства на его памяти, кроме как на торжественных собраниях, не наблюдалось. Здесь топтались почти все начотделы во главе с самим начальником областного управления Куликом. Генерал с деловым видом расхаживал от одной группки специалистов к другой, преследуемый по пятам свитой своих подчинённых.
– Так, мне сперва нужно показаться Главному, - сказал Соломин и искоса поглядел на Рачека. – Ты в каких отношениях со своим бывшим начальством?
– В напряжённых. У нас искренняя и глубокая нелюбовь.
– Почему меня это не удивляет? – вздохнул Соломин. – Тогда потеряйся, чтобы они тебя не увидели. Заодно, может быть, разузнаешь у кого-нибудь из своих, что их братия успела здесь накопать? Может, хоть какой-нибудь следок остался.
– Это можно, - согласился Рачек, выискивая в толпе знакомые лица.
И, пока Соломин беседовал с Куликом и остальными, он, в стороне от начальственных глаз, вызнал следующее. Во-первых, Роман Штубин, телохранитель Ворохова, остался жив. Взрывной волной его отшвырнуло к стене здания, наградив качественными ушибами и сотрясением мозга, но, по сравнению со своим бывшим шефом, он, можно считать, родился в рубашке. Во-вторых, по предварительному заключению экспертов, инцидент произошёл в результате срабатывания взрывного устройства, установленного на днище автомобиля, в районе багажника. Детонатор устройства был задействован с пульта управления, находившегося неподалёку. Радиус действия ПУ эксперты называли от 20 до 200 метров. Немногочисленные свидетели обратили внимание на красный «Кадет» с примятым левым крылом, стоявший неподалёку от банка и покинувший место происшествия сразу после взрыва. Номер машины, естественно, никто не запомнил. Рачек подумал, что, судя по описанию, машина очень похожа на ту, что гналась вчера за ним и Алиной по дороге из колледжа. Больше никаких следов обнаруженно не было. Поэтому все, и розыскники, и эксперты, и следственная группа, находились в несколько взвинченном состоянии, ожидая скорой выволочки от присутствующего здесь же начальства.