– Поздравляю вас, господин полковник, с началом беспроигрышной для вас операции.

«Шелкович», определил по голосу Назаров. Его бодрый голос, уверенный тон были сейчас как нельзя кстати.

– Беспроигрышной? – задумчиво повторил Назаров, продолжая наблюдать за посадкой казаков. – Лучше уж назвать ее победоносной.

– Лучше, но не точнее. Эта операция при любом ее исходе войдет в историю донского казачества, а ваше имя, таким образом, станет историческим, а значит, бессмертным. Вас это устраивает, Семен Кириллович?

Назаров резко повернулся и уставился на Шелковича широко открытыми глазами: «Смеется он или всерьез?.. Лоб – что добрый кавун, его бы только чубом прикрыть, а то голый, как…»

…Первая шлюпка ударилась днищем о воду, разбросав вокруг брызги. Послышались команды:

– Пр-равая, таба-ань! Левая, р-раз, р-раз… Пр-ря-мо-о!

Шлюпка, рывками набирая скорость, устремилась к берегу.

3

Пост наблюдения и связи в Таганрогском заливе находился в хуторе на Кривой косе. В добротном, кирпичной кладки доме размещался личный состав команды, а на чердаке был оборудован наблюдательный пункт. Дежурил в этот день красноармеец Степан Богодаров, а проще Степанка, сын командира поста Матвея Федоровича Богодарова.

В команде Степанка уже три месяца, как только исполнилось ему пятнадцать лет. Приехал из Батайска, к бате погостить, да так и остался. Мать не возражала. При деле парень будет, а тут избегается да еще, чего доброго, со шпаной свяжется. Благо, война свертывается.

Степан сразу заметил в море дым трех кораблей. Один – впереди, два – далеко сзади. Он дернул за конец веревки. Внизу разлился колокольный звон. Это означало: «Вижу неизвестный военный корабль».

На крыльцо вышел Матвей Федорович. Потянулся, сделал несколько резких движений. Густые русые волосы подсвечивались лучами восходящего солнца.

– Степанка, а ну-ка дай бинокль. – Потянул руку к смотровому окну.

Степан опустил на бечевке бинокль точно в руку отца.

В окулярах мощного бинокля на первом плане маячил эскадренный миноносец, за ним две канонерские лодки буксировали болиндеры. Присмотрелся к гафелю – кормовой мачте, на которой во время хода поднимается военно-морской флаг, и ахнул: «Мать честная! Белые! Флаг врангелевского адмирала Машукова».

– Степанка, дай боевую тревогу!

Тревожный перезвон колокола сорвал из-за стола бойцов поста, они мгновенно расхватали из пирамиды винтовки, пулеметный расчет выкатил своего «максима» и, следуя раз и навсегда установленному порядку, построились на базу за домом. Командир поста проверил готовность боевого расчета, приказал старшему наблюдателю внимательно следить за движением кораблей, а сам пошел звонить в Таганрог.

Со связью, как обычно, не ладилось. Богодаров крутил ручку и так и этак, кричал до хрипоты, дул в микрофон и снова надрывался.

С чердака послышался голос старшего наблюдателя:

– Товарищ командир, эскадренный миноносец меняет курс на Кривую косу!

Богодаров передал трубку связисту.

– Вызывай Таганрог, – приказал он, а сам выскочил на крыльцо, вскинул бинокль и теперь более внимательно осмотрел головной корабль.

«Жаркий», – прочел он и вспомнил, что по присланному перечню вражеских кораблей миноносец «Жаркий» базируется в Керчи. Около носового орудия стоял офицер в казачьей форме, сзади него толпились чином пониже. «Из-за группы офицеров эскадронный миноносец и канонерские лодки с болиндерами посылать на Кривую косу не станут, – подумал Богодаров, – значит, в трюмных помещениях укрыты войска. Да-а, кажется, замешивается кутерьма».

Вот когда он пожалел, что поддался уговорам сына и настояниям бойцов поста оставить его в команде. «Надо отправить Степу в станицу, чтобы доложил обо всем председателю ревкома», – решил Матвей Федорович и крикнул:

– Красноармеец Богодаров, ко мне!

– Зараз, батя, – откликнулся Степан, вылез через смотровое окно на навес крыльца и спрыгнул на землю. – Я тут, батя.

Хотел Матвей Федорович потребовать выполнения уставного обращения к командиру, но и сам сбился:

– Седлай, Степанка, своего Маныча и скачи в станицу. Доложи председателю ревкома, что к Кривой косе подошли и стали на траверз три врангелевских боевых корабля и два болиндера. Готовится высадка десанта.

– Зачем скакать? Можно ведь позвонить.

– Красноармеец Богодаров! – повысил голос Матвей Федорович. – За обсуждение приказа командира… – Он сделал паузу, потом подошел к сыну, обнял за плечи. – Линия связи порвана, Степанка. Видимо, сюда заранее заброшены лазутчики. Если станицу захватило кулачье, обходи ее по балке Широкой и скачи в Мариуполь. Там – прямо в порт, к командиру отряда кораблей Азовской флотилии. Понял?

По румянцу, вспыхнувшему на мальчишеском лице сына, по огонькам в глазах Матвей Федорович понял, что Степа выполнит приказ, чего бы это ни стоило.

– Понял, батя, – неожиданно спокойно сказал сын. – Ты не беспокойся, я быстро обернусь.

Он бегом бросился выполнять приказ.

«Ну и вымахал Степанка, – подумал Матвей Федорович. – И рост мой, и жила крепка, и взгляд прям».

Он снова нацелился биноклем на миноносец и увидел, как от его борта отошла шлюпка, затем вторая, из-за кормы показались еще две. «Казаки. Более полусотни будет».