– То так. Только всякая война голод несет. Небось три года друг друга истребляем, кровь и жисть человеческая ни во что не ставятся.

– Так ведь большевики смуту великую на Руси подняли, от них и надобно освободиться.

Он положил руку на колено старика и доверительно, будто в его словах кроется великая тайна, тихо произнес:

– Подниму я, Степан Данилыч, казаков Дона, а там кубанские курени поддержат, войска из Крыма двинутся, а с моря союзники наши прикроют. И утвердится тогда на всем Северном Кавказе казачья республика.

– То так, Кирилыч, только не получится у тебя на Дону ничего. Вот ежели ты у меня спросишь: почему? – отвечу.

– Говори, Степан Данилыч, говори, не бойся.

Дед попыхтел трубкой и наконец сказал:

– На станичников, Кирилыч, не надейся. Видел, какие они были на майдане? У казака ведь так: душа горит – казак кричит. А на майдане не дюже глотки драли. Душа у них мертвая к вашему делу. Силы в вас не почуяли. А по станице слух идет, будто в Северную Таврию со всей России идут и идут эшелоны войск. Это же тут, под боком. Вот и думают казаки, куда коня ставить – под седло или в плуг. Да и оружие по всему Дону отобрали, нет ноне у казаков оружия, а ты им дать ничего не имеешь. Как же ты их в бой поведешь? Вон приехал с Кубани мой сват, говорит, собрал генерал Фостиков пятитысячное войско, наименовал его «Армией возрождения России», а воевать-то нечем.

Назаров пристально посмотрел на старика:

– Если дело стало только за оружием… Оно будет.

– Э-э, разве… – Дед осекся.

– Говори, Степан Данилыч!

Дед глубоко затянулся и продолжал:

– А что я тебе скажу, Кирилыч, казаки и охвицеры из Крыма как крысы с тонущего корабля бегут. По домам разбегаются, а Советская власть им все грехи прощает.

Полковник вскочил, свирепо глянул на него и сказал:

– Чужой ты человек, Шабалов. Сейчас трогать тебя не стану, не время, но смотри, потом не проси снисхождения.

И тут пришла Шабалову смелая мысль.

– Погодь, Кирилыч, – остановил старик полковника. – На правду грех косо глядеть. Ежели мне не веришь, любого спроси, видим мы, кто откуда возвращается. Да ты и сам проверь-ка свое войско. Знать, многих недосчитаешься, и рядовых и охвицеров. Проверь. По очереди, одну сотню, другую…

– Мрачную картину нарисовал ты мне, Степан Данилович. И говорил ты, чтобы запутать и запугать меня. Можно подумать, что ты и сам за большевиков. Но забыл ты об одном. Оружия нет у того, кто его сдал. У добрых казаков оно припрятано, а бегут случайно попавшие в наши ряды. Кстати, у тебя оружие есть или сдал?

– Стар я с оружием возиться. В добрые времена не держал.

– Значит, на тебя рассчитывать нельзя?

– Воевать не стану, а коли тебе бежать придется – приходи, не выдам, пособлю.

– И на том благодарствую.

– Эх, послушал бы ты меня, Кирилыч, а то ить казачья кровица, што мертвая водица: чем более льется, тем более жизнь губится.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

С Таганрогского проспекта автомобиль свернул на Большую Садовую, в сторону собора Александра Невского. Здесь было многолюдно. Люди торопились в магазины, в театры, кинематографы: ростовская богема совершала вечерний променад; по улице шныряли карманные воры, профессиональные попрошайки.

На углу Соборного переулка автомобиль свернул направо и через квартал остановился. Адъютант начальника разведывательного управления Габо Даридзе выскочил и открыл дверцу автомобиля.

– Здесь, Борис Владимирович, – сказал он и пошел впереди показать дорогу.

Возле двери Артамонов чуть задержался, одернул гимнастерку, оглядел своих спутников и только после этого позвонил. Дверь мгновенно открылась. Широко улыбаясь, он переступил порог квартиры.

– Ну, родной ты мой Павел Алексеевич, дай я тебя расцелую. – Он крепко обнял Наумова, трижды поцеловал. – Познакомь-ка меня с Татьяной Константиновной.

Таня стояла у дверей в зал со стопкой тарелок. Радостно и чуть виновато смотрела на Артамонова, о котором знала со слов Павла.

– О-о, да никакая она не Константиновна! – воскликнул Артамонов. – Танечка она. Вы разрешите вас так называть?

– Конечно, Борис Владимирович. Пожалуйста, проходите.

– Пройдем, но прежде всего познакомьтесь с товарищем Прийменко. Ваш коллега, Павел Алексеевич, из тринадцатой армии, специалист по борьбе с махновцами.

Прийменко тряхнул густым чубом и представился:

– Григорий Данилович.

– Ну, а дальнейшее знакомство продолжим потом, – сказал Артамонов, направляясь в зал.

Увидев накрытый стол, Борис Владимирович воскликнул:

– Вот кстати, а ведь у нас и причина выпить есть! – Он обнял Наумова за плечи. – Поздравляю тебя, Павел Алексеевич, с успешным выполнением ответственного и трудного задания и награждением орденом Красного Знамени!

Лицо Павла вспыхнуло.

– Благодарю вас, Борис Владимирович, – взволнованно ответил он.