Кто-то тронул Коберского за плечо; он ощутил прикосновение, но даже не среагировал на него, так ошеломляюще вдруг подействовали на него последние слова Ковина. Лицо его сначала налилось краской, потом побледнело, и он резко отчеканил:

— А мне вас и разрезать не нужно, я и так вижу, что вы жлоб! — Передохнул и поправился. — Духовный жлоб.

И лишь тогда увидел, что рядом стоит Мережко. Они вдвоем вышли из кафе. Коберский даже слегка покачивался. Мережко взял его под руку.

— Аникуша, что с тобой? Почему с утра шампанское?

Аникей не ответил.

— А «духовный жлоб» — это ничего. Сам придумал? — рассмеялся Александр. — Да что ты молчишь? Кто же сей жлоб — старый или случайный собутыльник?

— Случайный, — откашливаясь и доставая из портсигара сигарету, буркнул Коберский.

Мережко насмешливо взглянул на этот видавший виды, истертый до желтизны портсигар и спросил:

— Когда у тебя день рождения?

— А тебе зачем?

— Куплю тебе новую сигаретницу.

— Спасибо, Саша. Но дороже этой не подаришь. Это портсигар моего деда. Единственная память от него осталась… А ты чего сюда?

— Зашел к тебе, а твой и след уже простыл…

— Не хотел тебя будить. Мне Леня Савостин сказал об этом аквариуме, вот я и пришел посмотреть. Вроде ничего, правда тесновато… Будем снимать в нем эпизод, который ты должен еще переписывать, — первое свидание героя.

Мережко сразу как-то сжался весь, лицо его помрачнело. Но видя, что Коберский искоса наблюдает за ним, взял себя в руки, встряхнул плечами и, уже улыбаясь, спросил с легкой ехидцей:

— А скажи, пожалуйста, Аникуша, где мы в этом городе «кадиллак» достанем?

— Зачем он тебе вдруг понадобился?

— Не мне, а тебе.

— Не понял…

— А что же тут понимать? Если рабочий парнишка назначает понравившейся ему девчушке первое свидание в кафе, то и подкатить он должен к нему, ну… пусть не в «кадиллаке», а хотя бы в каком-нибудь паршивом «мерседесе». Чтобы все было как в иностранном киношке.

— А может, он назначит ей свидание во Дворце пионеров? — тоже с ехидцей спросил Коберский, но тут же, хмурясь, серьезно добавил. — Мы для того тебя и вызвали, чтобы ты написал такой эпизод, в котором кафе и все прочее не были бы похожими на иностранное кино. И мотивировочку ты должен придумать, да, да, такую, чтобы все было правдиво и логично, чтобы понятно стало, почему первое свидание состоялось не в городском парке, не на лужочке над речкой, а именно в современном кафе. Трудно? — Аникей вдруг даже приостановился и, уперев руки в округлые свои бока, заключил почти злорадно. — Если было бы легко, мы бы сами без вас как-нибудь, сударь, а так — извольте, садитесь и работайте.

Мережко не ответил. Долго шел молча, пытаясь подавить нарастающее внутри раздражение. А потом вдруг брякнул:

— Тебе Галка привет передавала.

— Да? — оживился Коберский. — Мне кажется, что она очень обиделась на меня.

— Нет, она умница.

— А умные что — не обижаются?

— Она не злая…

— Добрые тоже обижаются, — вздохнул Аникей, но заметно повеселел. Он хотел спросить о жене еще вчера, как только встретил Мережко, но почему-то не решился. — Ты где ее видел?

— У Дома кино встретил.

— Ну, и как там она?

Александр пожал плечами. Он встретил жену Кобер-ского, когда та выходила из Дома кино со своим первым мужем. Не стоило говорить об этом Аникею, он слишком любит ее и будет терзаться ревностью. Правда, и сам Мережко, увидев Галину и ее бывшего мужа вдвоем, неприязненно подумал, что не следовало бы им вот так демонстрировать. Что это была демонстрация — в этом он нисколько не сомневался. Галина ведь тоже — об этом знали все — любила Аникея…

— Ты что-то вроде не договариваешь? — словно прочел его мысли Коберский.

— А что я должен договаривать? Передавала привет тебе, пробуется в каком-то фильме. На тебя вроде бы не сердится…

— Ну, эти догадки у тебя уже от литературы, — печально усмехнулся Коберский, но все же еще больше повеселел.

— А может, все же не кафе? — осторожно спросил Мережко.

— Кафе, дорогой, кафе, — Коберский даже обнял Александра за плечи. — Только придумай, пожалуйста, чего это им вздумалось так — именно в кафе. Поднатужься, дорогой, ты ведь можешь!

Он добродушно и весело похлопал Мережко по спине, и оба чистосердечно рассмеялись.

Цаля постучался в номер к женщинам, толкнул дверь.

— Можно?

— Ой, нет! — взвизгнул девичий голос.

— Мне Лилю, — попросил Цаля.

Вышла Мишульская. В узком коротеньком халатике, в домашних тапочках она казалась еще более хрупкой, чем на самом деле. На голове топорщилась непричесанная челка — первоклашка, и все тут, вот если бы только не морщинки у глаз, да не складки у рта, да еще, пожалуй, челка не была бы крашеной.