— Так что, попробуем снять? — спросил Савостин.

Коберский не ответил, мысли его, по всей видимости, уже были заняты только что приехавшими актерами, они для него важнее любой сегодняшней сцены с массовкой.

— Тут нет никакой комнатки, где бы они могли пока отдохнуть? — спросил он у Скляра.

— Заведующая дала мне ключ от своего кабинета.

— Отлично. Пусть идут туда… Или нет, постойте. — Он положил руку на плечо Савостину и сказал виновато. — Ты был прав, не снимем мы того, что на сегодня задумали. — И уже властно. — Значит, так: сейчас снимем уже отрепетированный общий план, потом приход героя в кафе, затем… А вот их встречу уже не успеем снять.

— Может, снять крупным планом героиню? — предложил Савостин.

— О, молодец, это идея! — загорелся Коберский. — Только игра у нее сложная, она в этом крупном плане должна задать тон и темп всему эпизоду, поэтому нужно снимать ее свежей, еще не уставшей. Вот этот крупный план снимем — и отпустим ее на все четыре стороны.

— Что, опять свет переставлять? — Лицо у Лени Савостина страдальчески сморщилось. — Пощади, Аникуша!

— Пощадить осветителей и не пощадить актрису — значит, не пощадить кино, — сердито изрек Коберский и нахмурился.

— А массовка? — вмешался Жолуд.

— Что массовка?

— Они тоже устали, тоже ведь люди.

— Да что вы мне все диктуете! — взорвался Коберский и пошел было к двери, но тут же наткнулся на сочувствующий взгляд Мережко, взял себя в руки. — Сигареты есть?

— Есть, — вынул из кармана плаща пачку Мережко.

— Объяви пятиминутный перекур, — сказал он Жолуду. — И все чтоб на террасу, а то еще на дождь выпрутся. И свет выключить, открыть окна!

— Да, жарковато! — вытирая платком пот со лба, заискивающе посочувствовал Коберскому Мережко.

Они стояли в углу большой террасы, еще не готовой для лета, без стульев и столов, курили. Массовка собралась в другом конце, ее участникам что-то снова горячо объяснял Жолуд.

— Конечно же, во всем виновата спешка, — жаловался Аникей. — Она — наипервейший враг кино. Сроки, сроки поджимают. Ведь если бы шло по-людски, то следовало бы в первый день освоить интерьер, установить свет да отрепетировать все как следует. Ну, снять какой-нибудь проходной кадр. А тут приходится все делать сразу…

— Все будет нормально, — успокоил его Мережко.

— Все, да не все… А тебя не пойму. Ну что ты в этой суете находишь интересного? Первый раз на съемках, что ли?

— Тянет почему-то, может, когда-то и мне придется снимать.

— Не лезь не в свое дело, у тебя профессия спокойнее.

— Может, махнемся? — хитровато прищурился Мережко.

— Нет уж, каждый знай свое. Я, правда, сознаюсь тебе, тоже кое-что задумал, хочу попробовать написать, но свое ставить — избави бог!

— Все вы так говорите, а там напишешь первый сценарий, захочешь второй — и прощай тогда, Мережко. Авторский кинематограф нынче в моде.

— Нет, трудно свою вещь ставить, все равно нужна помощь хорошего сценариста. Характеры, сюжет, диалоги… Сложно, — Он бросил в лужу, кипящую от дождя, сигарету и спросил уже с улыбкой. — Может, подключишься к моей задумке? Закончим картину, поедем куда-нибудь в село или махнем на пустынный берег моря, чтоб тихо было, чтобы никто не мешал и не гнал в шею, да сварганим такой сценарий, а?

— Нужно подумать, никогда в соавторстве не работал, не представляю даже, как это. Один пишет, а другой за пивом бегает, так, что ли?

— Если даже и так, — рассмеялся Коберский, — то все будем делать по очереди.

— А я пива не пью, — погладил себя по животу Мережко.

— А я сценариев не пишу!

Теперь они уже оба весело смеялись, и все оглядывались на них удивленно: только что стояли мрачные, только что Коберский, выйдя из себя, едва не покинул съемочную площадку, а тут такой смех. И у всех как-то сразу же поднялось настроение.

И снова Мережко сидел рядом с Мишульской, наблюдая, как готовится группа и массовка к съемке, как уже в который раз репетируют одну и ту же сцену. Наконец наступило долгожданное…

— Все готовы? — спросил Коберский.

Тишина в ответ обозначала готовность.

— Внимание, мотор!

Какая-то быстрая, юркая девушка, вероятно монтажница, объявив номер дубля, вскинула перед крайним столиком хлопушку, резко хлопнула ею.

— Пошли! — взмахнул рукой Коберский.

Затрещала камера, закивали головами, загалдели за столиками, стали есть и пить; плавно, как бы ниспав откуда-то сверху, заиграла музыка, тихая и мелодичная, поднялись из-за столиков пары и очень естественно, как и в жизни, стали танцевать.