А потом был острый удар в голову. Меткий и смертельный. Меня убили во второй раз вместе с существом, давшем мне приют в своем теле.

— Тебя ждет воздаяние за помощь, — прошелестела я, мысленно благодаря черную кошку, и быстро выскочила из тела, встав во весь рост. Солнечные лучи высветили мою Тень, и не только видящие, но и все простолюдины увидели призрачную суть усопшей царицы. Да, мясо дает плотность тонкому телу. Та пища, которую ела пантера, придала ему видимость, и то, что называют привидением, стояло, вглядываясь в лица тех, кто назвал себя правителями.

— Царица Атихия, царица... — шепот перерос в гул, который, заполнив площадь, поднялся в поднебесье и потряс линии пространства. Бледность и вечный холод промежутка сковал троицу заговорщиков, но мне уже было не до них. Линии замкнулись. Я оказалась вне круга. Теперь счет моего времени пошел вспять.

— Этот круг закончен, и у меня есть время, чтобы сориентироваться, не дать себе соскользнуть на дно временного колодца. Я найду себя во времени и пространстве, помогу себе вспомнить все, и не только себе. А всем тем, кто связан со мной и принимает такое решение — вспомнить себя. Я умею это. Благодарю Вас, Совет Старейшин, великий поклон тебе, несравненный Аксипотамус. Благодарю всех во все века и времена, и прощаю. Простите и вы меня. Я свободна. Свободна от лени, от ненависти, от лжи, от обид и злобы, от всех хвостов, которые задерживают потоки времени от их естественного течения.

Вот уже который день я стою перед распятьем, к которому привязан брат. Стою и смотрю. Нет ни ненависти, ни сожаления. А что же есть? По какой причине намеренно нахожусь тут? Какое такое чувство позволило мне скатиться в тысячелетнюю глубину пространственных линий? Туда, куда многие тысячелетия, надеясь быть услышанной, я буду посылать свой немой крик. Той, забывшей себя женщине, живущей в двадцатом веке нового летосчисления.

Радость явилась причиной моего падения. Радость оттого, что возмездие свершилось. Да и не полная радость, а только малая искорка, такая незаметная на первый взгляд. А каков результат? На чаше веков эта малая толика радости уж очень тяжела.

Вот уже восемьдесят человеческих весен и зим, бестелесная, я сижу на срезе той колонны, на которую когда-то посадил меня Великий Храмовник ребенком. Плотного тела у меня нет, только призрачная суть. Уже тогда он знал о том, что могло произойти. Сколько воли в его могучем разуме и любви в сердце, которые спасли мою душу!

И все это время я кричу через промежутки безмолвным криком.

Кричу сама себе.

Где я — та, которая примет решение вспомнить все?

Которая решит поднять с колен, с той позиции, куда ее завела, казалось бы, совсем безобидная искорка радости.

Кто упал с высоты,

Тому крылья ломать,

По оставленным срокам ползти.

Кто упал с высоты,

Свое имя сберег,

Тому свечка горит на пути.

У меня нет физического тела, но эмоции всё равно перетекают в моем лёгком и едва видимом теле. В сознании мечутся магнитные бури пространственных потоков, образуя вихри. Они переплетаются со временем и образуют пространственно-временную паутину, в которой я, та, другая, сейчас нахожусь, шагнув через тысячелетия.

Месть и мстительность. Как это сладко для самости, и все это напитывает Ложное Эго, усиливая его. Брат привязан к распятию не из злобы и ненависти, а в искупление им содеянного беззакония, для того, чтобы уравновесить чашу весов между законом Божественным и человеческим. Для чего я стою перед ним, внимая всему тому, что происходит вокруг и внутри его существа? Что пытаюсь понять и для чего все это запоминаю? Как может эта боль за несостоявшуюся жизнь мне помочь?

Больно! Невыносимо понимание, что, бестелесная, я ничего не могу уже исправить, изменить, разрушить и создать.

Не виню его в содеянном зле, не жалею себя, как безвинно пострадавшую, а силюсь понять принцип Великой Игры, в которой мы все застряли. Благо, времени у меня достаточно, и даже более того. Тело привидения хорошо тем, что не требует для себя внимания. Ему без надобности пища, одежда, кров и почести.

Ветерок ласково пронизал меня, оставив в том месте, где когда-то находилось сердце, тепло, как от прикосновения ладони к спине. Это тепло наполнило мое сознание уверенностью. Также возникло понимание важности происходящего, вернее моего отношения к происходящему. Сейчас, в этом времени, находясь в безумной душевной боли и в бессилии от невозможности все изменить, необходимо простить.

Всех, вся и за все.

Начиная с себя. А это самое сложное для меня, и на самом деле — необходимое. Как простить себя за то, что увязла в гордыне и перестала обращать внимание на очевидное? Есть ли оправдание презрению, которое я начала испытывать к тому существу, перед которым я сейчас нахожусь? Нежелание признать право на существование и такого проявления сути духовного существа — это уже не смирение. Все произошедшее показывает на присутствие неуемной гордыни. Ступив однажды на эту стезю, я потянула за собой всех тех, кто мне доверился, а также поддерживающих меня.

Как простить себя за то, что невозможно обратить вспять?

Прощаю. Прощаю себя за все: за гордость и глупость, за верхоглядство и духовную лень, за гордость и гордыню.

Прощаю во все времена и во всех пространствах.

Мое внимание растеклось по промежуткам пространства, через временные порталы, пронизывая сеть веков, прощая себя ту, которая снизойдет по этим линиям.

Прости себя!

Эхом пространства посылаю намерение самой себе, той, которая будет жить в XX-м веке.