Шрифт:
– "Недавно проехали…" - без злобы передразнил Саша.
– Туда идти часа два. И нет там никакого трактора.
– А сани?
– А что сани? Они, наверняка, не поедут никуда. Четыре часа прохожу только… Отстань, мам… - оборвал Саша.
– Все, повезли. Помогай, пап. Они взяли с Безлетовым по концу веревки и потянули.
Сразу далось тяжело, но еще был заряд остервененья и запас сил. Утопая в снегу, чертыхаясь, рыча, тащили недолго. Сразу взмокли.
Мать шла позади. Саша не оборачивался.
– Блядь!
– выругался Саша, остановившись вскоре.
– Саш, ну не ругайся… Что ты ругаешься все время… - попросила мать устало.
– Тяжело?
– Какие-нибудь лыжи бы… - сказал Саша и снова посмотрел на Безлетова.
– Или санки… - добавил Саша, отчего-то зло вперясь в своего напарника.
"Чего ты не взял с собой санки, Безлетов?
– внутренне хамил Саша.
– Разве ты не любишь зимой на санках в деревне… кататься… Пришел бы сегодня с утра к нам домой с санками. Сказал бы: "Заодно покатаюсь там у вас… Горка-то есть там?" Сейчас бы пригодились очень твои саночки…"
– Давай еще, - сказал Безлетов.
– Сейчас в горку тяжело. Там вон вниз дорога идет. Будет легче.
– Будет легче, - повторил Саша без смысла. Вновь потащили.
Наезжали на колдобины, останавливались, приподнимали гроб, выползали. Еще наезжали на поломанные сучья. Вырывали их из-под гроба со скрежетом, отбрасывали зло в кусты.
С горки действительно было чуть легче. Несколько секунд гроб катился сам. Но потом резко поехал в бок - чертыхнувшись, Саша бросился выправлять, упал в снег, ухватился за боковину гроба, удержал. Лежал, обняв обитое тканью дерево.
Мать неожиданно громко заплакала.
– Что же мы делаем, господи… - причитала.
– Давай потихоньку… - сказал Безлетов тихо, не обращая внимания на плач.
Выправили гроб. Спустили его с горки, придерживаемый Сашой сзади.
– Может, легче узким концом вперед?
– спросил Безлетов.
– Не знаю… - сказал Саша.
– Будем перевязывать наново?
– Ладно, так пошли.
Саша снял шапку, засунул в карман. Она выпала вскоре.
– Санечка, - почти взмолилась мать.
– Одень ты шапку. Простынешь же, Сань!
Саша не отозвался. Еще и расстегнулся.
Начало темнеть.
Мать иногда просила уступить ей место - хотела подменить кого-то из мужчин. Ей не отвечали.
Медленно шли, тяжело дыша. Все медленнее шли и все тяжелей дышали. Сплевывали длинно.
Порой менялись местами - когда уставало "тягловое" плечо.
Перевернули-таки гроб малым концом вперед - но так он зарывался быстрее. Пришлось опять перевязывать веревку.
Вновь полетел мягко тихий снег. Предночным холодом начало прижигать щеки и лоб. Уши онемели, ледяные.
Длинные ветви деревьев, вытянутые над дорогой, видные издалека, раскачивались дурнотно. Хотелось прихватить их зубами.
Стало как-то тошно и мерзло, словно кто-то холодным, ржавым ртом дышал на внутренности.
– Мам, брось шапку!
– попросил Саша.
Она брела позади, тихая. Встрепенулась, бросила. Деревья стали чернеть.
"Хорошо мы тут смотримся, наверное, посреди леса… С гробом…" - подумал Саша.
– Настоящие русские похороны… - неожиданно сказал Безлетов почти о том же, что прибрело в голову Саше, -…русские проводы… - поправил Безлетов последнее слово, тяжело дыша.
Они молчали почти всю дорогу, иногда Саша забывал даже, что он рядом, этот человек. Да и сил не было говорить.
Пока светлело небо, Саша пытался угадать те места, которые с детства остались памятны. Зимой сложно распознать летние полянки и стояночки, но иногда получалось. Ничего особенного - там вот, кажется… да, там, однажды остановились - ехали с дядей Колей на его машине, и мама, молодая, с отличной улыбкой и очень счастливыми глазами пошла в лес и сразу вернулась с грибами - она находила их легко, только очень боялась ужей… Мужики в это время курили.
"Ай да Галенька, - сказал дядя Коля.
– Хозяюшка какова?" - И оглядел мать всю как-то особенно.
Только сейчас Саша понял, что дядька влюблен был в маму. Что-то еще вспомнилось сразу, какая-то сценка на пляже… Забыл. Саше было тогда лет шесть.
А вот где-то здесь… они откуда-то шли… "Почему шли, не помню…" Саша устал тогда. Отец нес его на шее. Посадил и нес. Саше нравилось, что - высоко. Но веток было не достать, потому что отец шел посередь дороги. "Почему мы все-таки шли пешком? И скоро ли мы пришли? Не помню ни черта…" И Саша снова брел с пустой головой, иногда пытаясь дыханьем согреть руки, которые были и жаркими, и замерзающими одновременно. Не помогало.