Шрифт:
– Не грусти!
– он коснулся её руки.
– Для меня ты всегда будешь красавицей, дорогая. Даже в старости.
– Даже совсем лысой?
– Ты лучше всех!
– Спасибо, мой мальчик, - улыбнулась она.
– Ты не знаешь всех, но всё равно спасибо.
– Я и не хочу их знать. Мне достаточно тебя. Так мы будем играть?
– Солнышко моё...
– она отвернулась, чтобы не расстраивать его слезами.
– Да, конечно, мы будем играть. До последнего!
– Что ты имеешь в виду?
– Раздавай... Господи, какой холод!
– Ничего, ничего, - успокаивал любимый, сдавая карты.
– Мы уедем на Гаваи, где вечное солнце... Хотя, нет! Мы же должны остаться здесь, на острове. Займёмся гостиничным бизнесом. Ведь теперь это нашотель.
– Конечно, мы останемся здесь, милый. Навсегда.
– Денег ещё много, - с воодушевлением продолжал Ллойд.
– Хватит и на ремонт и на жизнь, пока наш отель не станет широко известен, а...
– Денег?
– перебила Беатрис.
– Много денег?
– Ну да, - улыбнулся Ллойд.
– Я ведь отдал меньше половины. Я знал, что наши денежки...
– Ты отдал ме... Так ты не все деньги отдал?!
– Нет конечно, я же не дурак. Я никогда не верил до конца этому Деллахи. Да и Липси... странный он какой-то. Глазки добрые, язык медовый, а что там у него в душе...
– Впрочем, какая теперь уже разница, - не слушала его Беатрис.
– В смысле?
– Ничего, мой хороший, ничего. Давай играть.
– Что-то меня опять в сон потянуло... Я стал таким соней!
– Пойдёшь в комнату, приляжешь?
– Нет. Я здесь. У тебя на коленях. Можно?
– Конечно, мой мальчик.
Они перешли на диван. Ллойд уютно свернулся на нём, а она укрыла его своим одеялом. Села, положив его голову к себе на колени.
Она не знала, сколько так просидела, напевая ему какую-то песенку из прошлой жизни. А он всё никак не мог уснуть. Ей было холодно, она с трудом заставляла себя не дрожать.
– Что-то меня мутит, - сонно произнёс Ллойд.
– Хочешь встать?
– Нет, нет. На твоих коленях так хорошо! Я сейчас усну, и всё пройдёт.
– Я бы сыграла тебе на флейте Гленды. Колыбельную.
– Ты умеешь играть на флейте?
– Нет.
– Тогда зачем говоришь, что сыграла бы?
– Глупый. Спи!
– Но я не понимаю.
– Да будешь ты спать или нет?!
– Да. А что ты будешь делать, пока я сплю?
– Буду сидеть и любоваться на тебя.
– Да? Тогда я наверняка увижу хороший сон.
– Надеюсь.
Он ещё что-то пробормотал, какие то нежности, которых она не расслышала. Потом тело его обмякло, голова потяжелела.
Тогда Беатрис тихонько встала, сняла тёплую кофту, подложила её под голову спящему.
– Спи, мой ангел, - прошептала она, осторожно целуя его в лоб.
– Мой милый безумный ангел. А я пойду, поищу дров. Надеюсь, Маклахен всё же не солгал, и деревня на острове действительно была. Тогда я её найду. И у нас снова станет тепло. Хотя бы тепло. Хотя бы ненадолго... Спи.
Она уже подходила к двери, когда вдруг ожило радио. Столько дней молчало, а тут... Наверное, Ллойд, который каждое утро начинал с того, что включал приёмник и пытался что-нибудь поймать, забыл его выключить.
Она метнулась к приёмнику, убавила громкость. Но выключить его совсем не было сил. Пусть оно разбудит Ллойда, но она должна услышать. Ведь раз работает радио, значит жизнь продолжается!
«... радио «Дредноут», - донеслось до неё сквозь хрипы и свист, - и я Кевин Джонс... к последним новостям... А новостей-то и нет, ребята. Совсем никаких. Помните замечательную пословицу: «Лучшие новости — это отсутствие новостей»? Как раз наш случай... На улице снег.... Немного зябко, но зато... кто-то из вас ведь наверняка ещё жив. Впрочем, не отчаивайтесь: вам тоже осталось недолго, как и мне... пирим-дирим-сирим-нитрита или как его там. Это облако зависло в районе... не скоро... А там и весна не за горами, но мы с вами вряд ли... На этом, пожалуй, мы и... последний выпуск... Пока, ребята! Радио «Дредноут» желает вам быстрой и лёгкой смерти!»
И наступила тишина.
38. День последний
Этот её поход ничего им не дал. Из последних сил, задыхаясь и едва не падая, Беатрис обогнула скалу. Там было море. Просто море, которое начиналось сразу за отвесной каменной стеной.
Она села на укрытый слоем чёрного снега булыжник и долго сидела, глядя в беспросветное марево тумана, нависавшее над морем.
Удивительно, сколько в человеке слёз. Наверное, больше чем всего остального; больше, чем крови.