Но трудней всего приходится с Джен. Она не очень болтлива и больше смотрит на меня своими огромными глазами, растягивает в улыбке свой неменьший рот, томно вздыхает: «Ах, Боб» и вообще…

Тут я обращаю внимание на одну любопытную вещь: оказывается, «близнецы» не такие уж одинаковые. Во всяком случае, один явно старший, не по возрасту, а по авторитету. Другие его слушаются. И еще одно наблюдение (начитался я детективов, в конце концов, или нет?): когда с этим старшим беседуешь вдвоем, он совсем не кажется таким идиотом, как во время дискуссий. Мне сдается, что все наши ученые споры и разговоры им до лампочки.

А вот когда мы вдвоем, втроем, вчетвером в перерывах валяемся на пляже или гуляем вечером по берегу, он беседует на совсем другие темы и задает совсем другие вопросы. Нет, не надо думать, что я эдакое наивное дитя и не соображаю, с кем имею дело (с кем, возможно, я имею дело). Но о том, сколько на территории нашего института расположено ракет, какая скорость у моего персонального танка или в каких частях служит мой друг Андрей Жуков, он вопросов не задает.

Интересует его наша система образования, структура спортивных обществ «Буревестник», «Спартак», «Зенит»… Он расспрашивает меня, как я провожу время, какие у нас дискотеки, что делают родители, есть ли любимая девушка. На все эти вопросы, кроме последнего, я охотно отвечаю. Тут тайн нет. Но поскольку, как правило, Джен присутствует, о своих сердечных тайнах молчу железно.

Однажды Сэмюэль, Сэм (так его зовут) спрашивает меня:

— А у вас можно приезжать по частному приглашению?

— Можно, — отвечаю, — но зачем, можно же по обмену.

— Да нет, лучше жить в семье, глубже изучаешь жизнь народа. Вот, скажем, ты бы мог приехать ко мне. Я живу в Калифорнии. На полмесяца, месяц, хоть на полгода. А я — к тебе, как ты думаешь, это реально?

Видя, что я мнусь, говорит:

— Дело неспешное. Напиши. Чтоб быстрей дошло письмо, дай отцу — ты говоришь, он часто в Европу ездит, пусть там опустит. А если в США приедет, легко позвонить. Я тебе все свои адреса и телефоны оставлю.

— В университет? — спрашиваю.

— Могу, но лучше домой. У нас тридцать тысяч студентов — письмо может затеряться.

— И я оставлю адрес, я живу в Сан-Диего, — оживляется Джен. — Будешь в Штатах, чтоб позвонил обязательно.

— К тому времени ты меня забудешь, — кокетничаю.

— Никогда! У меня еще не было ни одного русского! Русского друга, я имею в виду, — исправляется.

Я им тоже даю свой адрес. Мы фотографируемся на пляже в разных вариантах: со всеми «близнецами», с Сэмом и Джен, отдельно с Сэмом, отдельно с Джен. Лучше всего получается фото, где мы с Джен стоим на пляже обнявшись на фоне моря в купальных костюмах. Да, будет что показать моим приятелям в Москве (не Ленке и Натали, конечно).

Неожиданно выясняется, что у одного из «близнецов» день рождения, и они приглашают меня в какой-то роскошный отель, где есть валютный бар. Едим мало, пьем умеренно, танцуем много (во время танца Джен шепчет мне, что после, позже она хочет погулять со мной; с этого момента я теряю покой, размышляя, идти или нет, я же понимаю, что это будет за прогулка).

Когда настает момент расплачиваться, Сэм вынимает толстенную пачку долларов (не очень-то бедно, как я погляжу, живут у них студенты). Вертит ее, потом говорит:

— Слушай, Боб. Хочешь, я тебе немного дам, у вас ведь в Москве наверняка есть такие же бары, «Березка» есть, пригодится. Бери.

Я категорически отказываюсь. Он настаивает. Но я непреклонен. Этого мне еще не хватало! Тогда он просит другое.

— Я тут присмотрел сувениры кое-какие, да Джен хочет купить, но у нас мало болгарских денег. Может, кто-нибудь из местных, ты их знаешь, может дать нам, а я ему доллары. А?

— Нет, — говорю, — я таких не знаю.

У Джен огорченное лицо. Тогда я вынимаю левы (нам в Москве на триста рублей обменяли) и сую ему (ну что мне в Болгарии покупать?). Конечно, не будь Джен, и не выпей я столько коктейлей, может, еще и подумал, а тут…

Он, смущаясь, берет и говорит:

— Спасибо, долг за мной. Может, я могу тебе подарить что-нибудь? Вот фотоаппарат.

Я отказываюсь:

— У меня есть, отец привез, «Никон».

— Ну, ладно, — говорит, — я тебе подарю одну забавную штучку. Не думай, она у нас гроши стоит, а тебе интересно, — и вынимает… пистолет. Я чуть со стула не свалился.

Но выясняется, что это газовый пистолет. Шесть зарядов, стреляешь в хулигана, и он, весь в соплях и слезах, теряет боеспособность, а ты этим же пистолетом стукаешь его по башке и несешь в милицию.

Уж тут я удержаться не могу и принимаю подарок. Сэм говорит:

— Не бойся, он и по вашим законам не считается огнестрельным оружием (откуда он знает?), вообще невинная вещь, у нас ее даже в аэропортах пропускают.

Меня это неприятно поражает, а у нас? Но я вспоминаю, что обратно мы едем поездом.