— Часто.

— Везет же некоторым.

— У нас, кажется, деловая встреча.

— Сугубо, сугубо деловая, а жаль. — «Просто Павел» снова улыбнулся, нежно и доверчиво, так, что Лизаветино раздражение как рукой сняло.

— Приступим. — Она улыбнулась в ответ.

— Сейчас я закажу себе тоже кофе. — Он пролистал меню и присвистнул: — Да здесь богатейший выбор. Что вы порекомендуете?

— Мне нравится с запахом французской ванили. — Лизавета уже успела в ожидании опустошить свою чашку. — Еще ничего с баварским шоколадом.

Пока «просто Павел» объяснялся с барменом насчет кофе, Лизавета выглянула в окно и заметила в подворотне напротив Сашу Смирнова. Он мелькнул на мгновение и слился со стеной.

— Теперь я уже смело могу утверждать — вы знаете толк в кофе.

— Вы заказали французскую ваниль. — Лизавета поспешно отвела взгляд от окна.

— Да, по вашему совету. Приступим. Вот кассета. — Он небрежно положил пакет рядом с Лизаветой. — Здесь час записи. Используете вы, разумеется, не всё. Не буду подсказывать, что из этого можно сделать, — мы видели вашу работу. Два совета: постарайтесь, чтобы как можно меньше людей знало о том, что кассета у вас.

— А дальше?

— Если вы сами не захотите пристроить программу в эфир, это сделаем мы. И еще одно: помните — эта программа как бомба с часовым механизмом, и он уже тикает. Действуйте, по возможности, быстро. На сегодняшний день никто не знает, у кого кассета. — Он перехватил испытующий взгляд Лизаветы. — Кроме людей, которым можно доверять абсолютно. Но очень многие знают о существовании этой записи, и эти люди пойдут на все, чтобы ее уничтожить. Прислушайтесь к моим советам.

— Есть сложности — запустить неплановую программу в эфир, да еще такую… — Лизавета представила ужас на лице своего начальства, им ведь нужны не факты и сенсации, а директивы.

— В этом положитесь на нас. Если понадобится, организуем влиятельный звонок.

— Я не понимаю, почему должна вам верить? Может, вы такие же, как этот Балашов, только из конкурирующей фирмы?

— Поверьте, просто поверьте, это самое разумное, что можно сделать. — «Просто Павел» смотрел прямо в глаза и улыбался краешком губ. Поверить очень хотелось, в нем не было ничего от затверженной положительности Балашова, зато проступали сила и решительность. Поверить очень хотелось. Только почему они не называют себя?

— И еще одно — если будут проблемы с эфиром, позвоните Сергею из «Обозревателя». У вас есть его координаты.

— Ему я тоже должна просто доверять?

— Почему бы и нет? Ведь это в случае, когда не будет другого выхода. Мне пора. Но будет лучше, если вы выйдете первая.

— Это будет выглядеть подозрительно… — Лизавета вспомнила о притаившемся в подворотне Саше Смирнове и решила ему помочь.

— Почему?

— А вы бы ни в чем не заподозрили мужчину, который не пошел меня провожать? — лучезарно улыбнулась Лизавета и подкрепила свои слова тряхнув волосами. Она знала, что на мужчин это действует, не знала почему, но знала, что действует.

— У вас очень красивые глаза, — сказал невпопад «просто Павел», но вышли они вместе.

Сразу у выхода из кафе-хауса они разошлись в разные стороны. Лизавета приложила максимум усилий и не оглянулась, хотя очень хотелось узнать, вычислил ли Саша Смирнов просто Павла и началась ли слежка. Любопытство правит дамами, тем более дамами-журналистами, но на этот раз ради пользы дела Лизавета наступила на горло собственной любознательности.

До метро и до студии она добралась без приключений. Сумочка, в которую девушке удалось запихнуть кассету, полученную в кафе, жгла левый бок.

Девушка с улыбкой миновала милицейский пост у входа в студию — после двух путчей покой тружеников телевизионной нивы берегли не вежливые старушки, как раньше, а бравые ребята в беретах и с автоматами. У некоторых были даже каски и бронежилеты, видимо, на случай вооруженного нападения. Так что берегли их квалифицированно. Даже студийная столовая в часы обеда более походила на буфет какого-нибудь отделения милиции. Местные творческие работники превратили быт и работу стражей порядка в непременный атрибут застольных шуток. Особо отчаянные поначалу пытались открыто глумиться над новыми правилами — устраивали целые спектакли под девизом «партизан, схваченный гестапо» у подковы металлоискателя, появившейся на проходной одновременно с ребятишками в серой форме. Но в милиции служат люди бывалые, умеющие не замечать или просто не понимающие утонченных подколов, и спектакли вскоре прекратились. Телевизионная публика привыкла к нововведениям.

В этот день Лизавета даже порадовалась, кинув взгляд на прелестный натюрморт у проходной. На столике очень по-домашнему лежали два АКМ и каска. Ей они показались залогом собственной безопасности. Даже если «просто Павел» не преувеличивал и за переданной им кассетой охотятся вооруженные до зубов злоумышленники, в стенах студии она может не беспокоиться. Враг не пройдет. Так что борьба с врагом общим иногда может пригодиться отдельно взятой личности.

Лизавете не терпелось увидеть, что, собственно, с такими предосторожностями (включая подделку почтовых отправлений) передали сугубо конспиративные люди. И, не заходя в свой кабинет, она бросилась в «Бетакам». Это громкое слово избрано некогда преуспевающей фирмой «Сони» для обозначения камеры, самой удобной для телевидения вообще и для новостей в особенности. На петербургской телестудии славное название «Бетакам» носит захламленная комната, в которой собраны технические останки и сотрудники, призванные вдыхать в эти останки жизнь. Долгое время единственной надеждой и опорой петербургского вещания были творения отечественного разума — камеры КТ-190. Разрабатывали их в те годы, когда на Памире искали нашего родного снежного человека, а лозунг «Россия — родина слонов» находил отклик в сердцах государственных деятелей разных рангов. И разработали. Тяжеленький (тяжелее японского аналога — как и положено российскому младенцу), угловатый, он, натужно скрипя, в общем запечатлевал движущиеся картинки на кассетах формата Бета, пусть иногда красные, иногда зеленые, а иногда черно-белые. Но ведь справлялся. Его собственные родители разводили руками — в общем, ублюдок (собственно объектив и собственно записывающее устройство просто пересажены от старшего японского родича) — да ублюдок. Зато родной.