Эти слова, страшные своей правдивостью, заставили меня задуматься. Кто-то тихонько тронул за плечо: «Пошли». Четверо мужчин вынесли табут с телом отца.

После того, как все было кончено, дядя Аман — отныне старший в нашем роду, покровитель осиротевшего семейства, — с важностью проговорил, обращаясь ко всем собравшимся:

— Спасибо, люди добрые, за честь, за помощь в трудный час!

Потом, как полагается, справляли поминки. Чтобы оплатить расходы, дядя Аман продал нашего быка.

Все эти события заставили на время отложить свадьбу моей сестры Аннагюль и Чарыкурбана. Однако подошел черед и для свадьбы. Она мне хорошо запомнилась — была хоть и не слишком богатой, зато красочной, многолюдной. Все как требует обычай. Сначала с нашей стороны в дом жениха прибыли доверенные люди, чтобы совместно определить день тоя, а также известить, что у невесты в доме все готово для достойных проводов. Договорились — и теперь обе стороны начали готовиться вовсю. Стали печь чельпеки — особого вида праздничные лепешки. У жениха на дворе была разбита юрта — просторная, из белого войлока. В нее насыпали грудой всевозможные сласти: орехи, леденцы, пряники и малые ребятишки могли ими лакомится, сколько душе угодно.

А на купол повесили разноцветные платки. Это для развлечения подростков и юношей: кто с одного прыжка сумеет платок сорвать, тому он и достанется. Дней пять шла потеха, и я с моими товарищами напрыгался вволю. Потом юрту перевезли во двор к невесте, чтобы после тоя вернуть обратно жениху.

За три дня до всеобщего пиршества семья жениха прислала нашей семье рис, мясо и все потребное для угощения. Еще за день сошлись соседи, принялись все вместе готовить всевозможную снедь. К вечеру явился заранее приглашенный искусный бахши. Возле невесты сгрудились девушки-подружки: одна на гопузе наигрывает, другая в бубен ударяет. Пальваны-борцы-силачи — устроили состязание — гореш, исстари любимое всеми туркменами зрелище. До поздней ночи шло в тот день веселье, и подруги остались с невестой ночевать А чуть утро забрезжило — снова закипела работа; главное теперь было — угощение наготовить для многочисленных гостей.

Самое торжественное началось в полдень, когда, звеня колокольцами, к нашему дому медленно приблизился свадебный караван — несколько верблюдов цепочкой, а с ними всадники на копях и ослах. Приехали за невестой. Прибывших с почтением встретили, ссадили, пригласили угоститься и только после этого вывели Ан нагюль, закутанную в бархат. Она держалась прямо, сдержанно. Не подняли в белый кеджебе, на горбу высоченного бурого верблюда. Вместе с ней там же поместилась жена дяди Амана в качестве родственницы. Затем с поклонами пригласили нашу мать и попросили высказать отъезжающей дочери свои последние напутствия, пожелания. Вот, наконец, были сказаны все прощальные слова, и караван медленно тронулся в путь. Сразу поднялся шум, веселый гомон, мальчишки гурьбой побежали вслед за отъезжающими.

Дальше все снова шло по обычаю: Аннагюль привезли, с почетом высадили из кеджебе и поместили в одной из комнат. Здесь вокруг нее собрались девушки — соседки и родственницы жениха.

Я пришел в дом родителей Чарыкурбана полчаса спустя. Здесь на дворе разбивали белую юрту. И как только она была готова, туда перевели невесту, все еще закутанную в бархат.

До ночи вокруг свадебной юрты не утихало веселое празднество. Пел, веселил сердца собравшихся искусный бахши; окруженные плотным кольцом восхищенных ценителей, состязались в силе и ловкости прославленные пальваны. Чарыкурбап — плечистый, в красном халате и белой папахе, лишь изредка выходил к гостям.

Поздно ночью был совершен обряд бракосочетания. Он у нас короток и прост. Старшая сноха Чарыкурбана — жена его старшего брата — привела жениха в юрту к невесте. Здесь она соединила их руки, потом задула огонек светильника и вышла…

В первый раз молодые — Чарыкурбан и Аннагюль — остались одни. Жениху, как водится, дружки заранее завязали кушак на множество узлов, крепких да замысловатых, и еще конец упрятали так, что не найдешь. А невеста обязана распутать узелки все до единого. Потом она должна стянуть с жениха сапоги, сиять с него халат. А парень проверяет: ловка ли, проворна, сметлива…

Свадебный обряд на этом не завершается. Утром молодой муж удалился. И следующую ночь с молодой провели одни женщины: сноха мужа, та самая, что руки им соединяла, еще две-три молодухи. И пока сноха не уйдет, молодой муж не смеет входить к своей жене.

Удалилась же она только два дня спустя. Тогда родители Чарыкурбана пригласили несколько человек из родни невестки, щедро их одарили и с почетом провоздили; я был в их числе, получил новый кушак. Теперь молодые могли, наконец, оставаться наедине, но мужу пока не полагалось приходить в дом к тестю. А еще несколько дней спустя Аннагюль, согласно обычаю, привели опять к нам. Но вскоре мать и дядя Аман пригласили своих новых родичей, а вместе с ними и молодого зятя. Подарили ему халат. Созвали знакомых с обеих сторон и целый день ходили в гости друг к другу. И подарков снова раздарили при этом множество. Вечером мою сестру снова увезли к мужу. Вот теперь уж окончательно породнились обе семьи.

Так велось в нашем ауле исстари.

Наконец, последнюю сумму денег выплатили нам в счет калыма за Аннагюль, и дядя Аман распорядился ими уже по-своему: часть пошла на возмещение расходов свадьбе, а остальные он попросту присвоил, дело было к зиме, мать надеялась: удастся купить мне что-нибудь из теплой одежды, но не вышло. Так и пришлось ей латать для меня старье.

Несколько дней миновало, и наш покровитель заявил мне: у вас, дескать, в доме теперь забот поменьше, помоги-ка мне, гоняй на пастбище мою корову вместе со своей. А еще через полмесяца он с утра пришел к вам и долго разговаривал о чем-то с моей матерью. В полдень, она объявила: дядя решил переселить нас к себе, трудно ему присматривать за нашим домом… Пришло, значит, время проститься с местом, где я родился и вырос. Дядя Аман живо перевез наше небогатое имущество, кибитку свою мы разбили в углу дядиного двора.