Мы возвращались глубокой ночью.

— Красивая у тебя невеста, товарищ командир, — проговорил Ишбай, когда вышли за околицу.

— Я тоже так думаю. Жаль, годы ушли напрасно.

— Нет, нет! — с неожиданной горячностью возразил Ишбай. — Что там годы… Встретился ты все-таки, вот и хорошо! А я…

Что творилось у него в душе? Я положил руку на плечо парня:

— Ну расскажи, может, помочь тебе сумеем. Как старшему товарищу…

— Помочь — нет… — он тяжело вздохнул. — Слопал мое счастье проклятый бай. Я из кишлака Ходжа-Хайрам, возможно, слыхал. Тоже с девушкой вместе росли… Гюльсона ее звали. Наша семья бедная, а у них еще бедней. А дальше, как водится: бай для себя посватал, ему и отдали. Продали, вернее сказать… После этого, бедняжка, году не прожила — зачахла. Я этому баю тогда двор подпалил, а сам в Карши подался. Три года с тех пор миновало.

Он умолк. Мне все стало ясно. Еще одна горемычная судьба, растоптанная любовь, загубленная жизнь…

Часовые на подходе к лагерю окликнули нас. Значит, здесь все в порядке. В центре лагеря около одной из землянок горел костер. Тут же, на конском седле, сидел Иванихин и дремал, поджидая меня. Заслышав шаги, он поднял голову:

— Пожалуйте к нам, в «зеленую крепость»!

— Все спокойно? — я пожал ему руку.

— Абсолютно.

— Тогда спать!

… Когда мы с Ишбаем снова поздним вечером приблизились к нашему двору, на стук вышла мать и ввела нас в кибитку. Меня ожидал сюрприз. На встречу со мной явились не только дядя Меред и Реджеп, но также Сапар и Сарык-Гедай, с которым в детстве мы не раз отправлялись в пески за саксаулом.

— Откуда ты взялся? — поздоровавшись со всеми, спросил я Сапара. — Почему не подавал о себе вестей?

Оказалось, самозванные правители аулов объявили, что будут убивать каждого из числа бывших узников зиндана, освобожденных кяфирами-большевиками в нарушение «законов» уже упраздненного эмирата. Поэтому Сапар вынужден был скрываться. По пути из Бухары, неподалеку от Мекана, его остановили джигиты Нары-мергена. Там у них лагерь. Хорошо, что никто из них не знал Сапара. У него только отняли ишака, а самого отпустили. Местоположение лагеря он хорошо запомнил. У Нары-мергена отряд человек в триста, вооружены слабо. Из подслушанных разговоров Сапар догадался: они ждут парохода, который должен следовать от Чарджуя, собираются устроить засаду на мысу, О его подходе им сообщат конные из Бурдалыка.

— Хорошо, Сапар, спасибо за новые сведения. — Теперь следовало поговорить с остальными. — Друзья, мне радостно, что вы пришли по моему первому зову. Значит, доверяете мне, своему земляку, а я смело могу положиться на вас. Видимо, уважаемый Сапар-ага, который столько вытерпел от проклятого эмира и его палачей, уже рассказал вам, как мы с ним встретились в Бухаре…

— Правильно, Нобат-джан, мы это знаем, — перебил меня дядя Меред. — Мы гордимся, что ты — наш земляк — стал большим командиром у красных.

— И пусть только кто-нибудь на тебя руку подымет! — вскочил с места Сарык-Гедай. — Не выдадим, Нобат, не беспокойся. Говори, что нужно делать, чтоб и у нас наступила свобода?

— Сейчас скажу. Прекрасно, друзья, что вы понимаете: свободу нужно добывать своими руками. — Меня сюда направили народная власть и командование красных войск. Я не один, со мной товарищи. Но мы немного сумеем сделать без вашей помощи.

— Нобат, дай мне сказать, — подал голос молчавший до этой минуты Реджеп. — Ты должен знать, кто здесь главные враги свободы. Это Дурды-бай и его сынок Курбан. Все люди об этом ведают. В доме Дурды собираются его сторонники. Я тоже слышал: поджидают пароход из Чарджуя, чтобы его обстрелять, а то и захватить. Сам Курбан-бай со своими дружками сейчас отправился под Керки, там, слышно, красных снова осадили. А с Нары-мергеном осталась только часть их отряда. Остальные тут, по домам. У них уговор: как только прискачет гонец от Нары, закричит по аулу: «Люди, собирайтесь, пароход на реке» — сейчас они похватают оружие, на коней и к Мекану.

— Так… — я начал обдумывать план действий. Очевидно, медлить было нельзя. Иначе пароход может не пройти на подмогу керкинцам. — Товарищи! Сейчас время дорого, все вы разойдетесь по домам, Сапар-ага отправится со мной, через него я передам, как вам поступить. Никому, ни единой душе — ни слова о том, что видели меня, и о том, что здесь слышали. Когда встретимся на людях — меня по имени не звать. Все ли понятно?

— Понятно.

— Ты бы, Нобат, хоть рассказал нам, — послышался голос Сарык-Гедая, — где побывал, что повидал за столько лет…

— Обязательно расскажу, есть о чем. Только не теперь. Время дорого, друзья. Борьба начинается, действовать нужно быстро, решительно. Победить должны мы, а не баи с их головорезами.

В «зеленой крепости» мы совещались недолго. Приняли план комиссара: Сапар, под видом гонца от Нары-мергена, с утра проскачет по всему аулу с криком: «Пароход приближается!». Сторонники Курбан-бая, со сна не разобравшись, двинутся к Мекану. Наш отряд, кроме охраны лагеря, скрытно сосредоточится там же. Может, удастся склонить Нары-мергена сдаться. Если нет — необходимо уничтожить это гнездо бандитов.

Заодно и тех, кто готов встать в их ряды. Нужно раз и навсегда отбить у врагов охоту поднимать оружие против новой, народной власти, которую следует немедленно провозгласить в Бешире от имени Бухарского ревкома!

… К северу от аула находился глинистый пустырь Пир-Зорра, он тянулся до самой реки. Мекан — холмы на месте заброшенного селенья — был еще северное. Здесь располагался отряд Нары-мергена. Двое часовых сидели на холме, держа винтовки между коленями. Небо на востоке розовело. Я наблюдал в бинокль из-за песчаного бугра, у пустыря. Мне виден весь аул, там пробуждается жизнь, поднимаются дымки. Темнеет громада Старой крепости. Оставался час до того момента, когда Сапар поднимет ложную тревогу.