Хидыров Мамедназар
Шрифт:
Значит, враг действует быстрее, чем мы ожидали.
Медлить нельзя было ни минуты. В мгновенье ока подняли отряд на ноги. Решили дать людям позавтракать. Десяток бойцов во главе с Ишбаем отправили в разведку: наблюдать за дорогой, ведущей с юга.
Как выяснилось позже, сторонники эмира тайком отправили гонца к Баба-мергену. Загнав двух лошадей, он до полуночи достиг передового отряда вражеских сил в Керкичи. Состоялось короткое совещание главарей. У них имелись сведения, что от Чарджуя, на выручку гарнизону Керки, движется пароход с красными войсками. Наш отряд партизан-бухарцев был точно заноза, он мешал противнику поставить заслоны на правом берегу Аму. Поэтому четыреста всадников немедленно были сняты с позиций врага под Керки. Головной отряд возглавил спесивый и задиристый Курбан, сын беширского скряги Дурды-Суйтхора.
Бандиты на рысях ворвались в Бешир, поспешили на северную окраину. Тут, в одном из дворов, сошлись сторонники эмира. Неподалеку находилась мечеть. В ней посадили на подушки древнего старика — благочестивого Вахаб-ишана. От старости он впал в детство и уж едва ли разбирался в происходящем. Но нужен был его авторитет, влияние на темных людей. И старцу — согбенному, полуслепому, без зубов, с редкой желтобелой бородой — внушили, что он должен благословлять каждого, кто появится в мечети. А входящим заранее говорили: ишан, святой человек, знаменитейший повсюду в Лебабе, благословляет воинов ислама на битву с нечестивцами-большевиками. Оружие освящено и теперь принесет победу. Люди, кроме того, знали: движется войско Баба-мергена.
— Правоверные! — прискакав во двор, вопили сподвижники Курбан-бая. — Воспряньте духом! Сам его светлость эмир, Сеид Алим-хан, с несметным войском приближается к Беширу! Головные отряды уже на подступах к аулу! Вооружайтесь! Смерть богоотступникам!
Несколько десятков человек им удалось собрать. Тем временем главные силы бандитов показались на южной дороге, вдоль которой уже занял позиции наш малочисленный отряд.
Тот памятный для всех его участников тяжелый и неравный бой оказался для нас неудачным. Противник знал, что наша база — «зеленая крепость» — расположена в центре тугаев, и, видимо, намеревался окружить нас и уничтожить. Хорошо, что мы своевременно сумели разгадать замысел врага.
На восточной окраине аула наши лучшие стрелки и пулеметчики заняли прочную позицию в давно покинутом дворе, где построек уже не осталось, но зато сохранились толстые дувалы, из-за которых очень удобно было вести прицельный огонь. Пока приверженцы эмира занимали позиции в селе и на берегу реки, готовясь обстрелять пароход, я снял своих бойцов с опушки тугаев и отвел на базу. В это время воины, засевшие в заброшенном дворе, вели сильный огонь. Вражеские главари подумали, что именно там и сосредоточился весь наш отряд. А наши конники отходили скрытно на восток, к Ширин-Кую, где был назначен пункт сбора. Оттуда нам следовало двинуться в Бурдалык, куда, по расчетам, должен подойти пароход. Если не дождемся его, придется перейти на левый берег и временно укрыться на территории Советского Туркестана.
… Раз десять, наверное, в течение дня кидались бандиты с ревом и стрельбой к одинокому двору, из-за дувалов которого их поливали смертоносным ливнем свинца. У нас безотказно действовал «Кольт» и было вдоволь ручных гранат.
Стемнело. Ночью бухарцы, как правило, не атакуют. Воспользовавшись этим, наши воины, осуществлявшие огневой заслон, оседлали коней.
— За мной! — скомандовал я.
Бешир мы покинули. Из Ширин-Кую, где Иванихин уже собрал всех оставшихся бойцов, выступили на рассвете.
Опять по сторонам бескрайняя, унылая пустыня. Воду, фураж и продовольствие приходится беречь — мы совершаем глубокий обход, чтобы до самого Бурдалыка избежать встречи с врагом. Как я и ожидал, нас не преследовали — считали, что мы разбиты.
… Двое суток двигались, делая короткие привалы только на ночь и среди дня, когда зной становился нестерпимым для людей и лошадей. Думали, что обойдется без стычек, но на подходе к Бурдалыку заметили ватагу всадников. Те двигались без охранения, и наш головной дозор успел подать знак главным силам, а сам замаскировался и оказался вскоре в тылу у неизвестных. Мы укрылись за барханами. Кто приближается — враги или друзья? У нас не было сведений о каких-либо революционных силах в этом районе. Но, может, в Бурдалык прибыли красноармейцы из Чарджуя и на месте сформировали отряд из дайхан?
— Что делать, Серафим? — обратился я к комиссару, который, лежа рядом со мной, наблюдал в бинокль за приближающейся вереницей всадников в папахах, на разномастных лошадях.
— Если красные, наверное, с флажком бы двигались…
— А если задание — маскироваться до времени, как мы?
— Придется окликнуть. Давай, Коля! — и, обернувшись к цепи наших стрелков, коротко приказал: — Товарищи, готовьсь!
— Э-эп! — во весь голос закричал я, поднявшись на бархан и сразу выпалив в небо из маузера. — Здесь отряд ревкома Бухарской республики! Кто вы, отвечайте!
В один миг всадники смешались — передние остановились, задние наехали на них. Видим — один заворачивают копей, другие их в чем-то убеждают. Вот сверкнули обнаженные клинки… Часть конников, никого не слушая, нахлестывает коней, удирая туда, откуда пришли. Некоторые рвутся вперед, по направлению к нам, иные спешиваются, залегают. Первые выстрелы рвут тишину над песками, пули поют у меня над головой… Противник!
— Отря-а-д! — протяжно командует Иванихин. — По врагам революции, залпом!..