Охранник встал между Беннетом и стулом — как будто проверял, осмелится ли тот сесть. Ему не стоило беспокоиться; стул казался таким же жестким и неприглядным, как и вся комната капитана.

Беннет небрежно бросил альбом с эскизами на стол. Мари не подвела его — она даже глазом не моргнула.

— Почему вы задержали нас, капитан? — спросил Беннет.

Турок улыбнулся с видом собственного превосходства:

— Думаю, мы оба знаем ответ. — Он взял альбом, но тут же с раздражением снова бросил его на стол. — Вас сюда прислали англичане, не так ли?

Беннет покачал головой:

— Нет, мы здесь зарисовываем насекомых. В этих местах встречаются очень редкие виды.

Капитан опять взял альбом и пролистал его.

— Я уверен, что вы выдумали всю эту историю. А я хотел бы узнать правду.

— Вы ее знаете.

— Понятно… — Капитан переводил взгляд с Беннета на Мари. — А почему вы взяли с собой женщину? Она ваша любовница? Или соучастница?

Беннете облегчением вздохнул. Капитан не знал, что Мари была агентом. И не знал о том, что ее искусство являлось прикрытием.

— Будьте уверены, я ни то ни другое! Я натуралист! — закричала Мари, и ее возмущение не было притворным.

Тут капитан ударил девушку по лицу, и ее голова запрокинулась. Беннет бросился вперед, но его остановил кинжал, прижатый к его горлу охранником.

— А ты не будешь говорить со мной, пока я сам не заговорю с тобой, шлюха!

Капитан с ухмылкой посмотрел на Мари.

— Она действительно натуралист, ясно, ублюдок? Она находит для меня насекомых, а я их зарисовываю, — заявил Беннет.

— А как объяснить ее одежду?

Мари вновь заговорила:

— Ну, это облегчает…

Капитан опять ее ударил.

— Я не с тобой говорю!

Беннет отшвырнул кинжал, приставленный к его горлу, но еще двое солдат, находившихся в комнате, вынули из ножен свои клинки.

— Будьте вы прокляты, — проворчал Беннет. — Британское правительство не потерпит такого обращения с нами.

— Оно не узнает, что произошло с его шпионами, потому что вы оба исчезнете. А в вашем правительстве состряпают какую-нибудь историю, чтобы скрыть вашу несвоевременную пропажу.

Острие отброшенного кинжала вернулось и уперлось ему в бок.

— Поверьте, мы действительно натуралисты. И если мы не вернемся, то возникнут вопросы. Мой двоюродный брат — британский посол в Константинополе.

Турок вновь усмехнулся:

— Если вы думаете, что я приглашу его сюда и позволю вам передать информацию, то вы ошибаетесь. Так что ваш двоюродный брат будет оплакивать ваше исчезновение, как и все остальные.

— Но мы ни в чем не виновны.

Капитан выложил на стол ножи и пистолет Беннета.

— Разве натуралисты путешествуют вооруженные?

— Да. Если направляются в опасные места.

— А я так надеялся, что все будет по-хорошему, — пробормотал капитан и вдруг рассмеялся. — Что ж, я поговорю с каждым из вас завтра утром.

Турок повернулся к Мари и расстегнул две верхние пуговицы у нее на рубашке. Затем провел пальцем от ее щеки до ложбинки меж грудей.

Беннет нахмурился. «К черту все это, — сказал он себе. — Если мерзавец не перестанет трогать ее, он умрет».

— Вот видите?.. — сказал капитан. — Страх перед насилием намного страшнее самого насилия. Хуже всего неопределенность. Ты ведь не знаешь, что я сделаю с тобой… — Он пристально посмотрел на Мари. — И не знаешь, что мои солдаты сделают с тобой. Поверь, будет больно, но боль — это скальпель для извлечения правды. И я умею пользоваться скальпелем.

Мари выдержала взгляд капитана, но Беннет видел страх в ее глазах. И он знал, что капитан тоже его видел. Этот человек буквально просиял от торжества.

Беннет протянул руку к столу, и кинжал охранника тут же уперся ему в бок. Но майор схватил со стола альбом, а не нож, и солдат не стал останавливать его.

— Запереть их, — распорядился капитан, и солдаты тотчас схватили Беннета за руки. Один из них что-то спросил по-турецки, и капитан ответил: — Ну, тогда вам придется найти для них место.

Последовал еще один вопрос солдата, и капитан ответил по-английски, — без сомнения, хотел, чтобы пленники его поняли.

— А мы дадим ему всего одну ночь — пусть попытается убедить ее, что все будет в порядке. А потом, возможно, мы будем терзать ее, рыдающую, у него на глазах.