Шрифт:
Если мальчишка вправду исчез, тогда... Его нет уже два дня... нет, даже три... В Мамонтовке речка ледяная, коварная. А в Москве, если он сумел добраться до столицы, такое оживленное движение. Тогда малолетку и убирать не придется, он наверняка уже сам...
А это значит, что у Грачева больше нет свидетеля, и можно, ничего не боясь, выдать его в руки правосудия.
Придя к такому выводу, Батя «взял себя в руки». Слабым голосом спросил:
— Как это случилось? Уличные хулиганы? Сейчас подростки так неуправляемы.
— Нет, на работе. Вооруженный налет, — сказал Сергей и повторил свою просьбу: — Есть хочется.
— Да-да, прости. Пойдем на кухню. Я чего-нибудь сварганю. А почему ты не ел-то? Не мог на нервной почве? Как я' тебя понимаю! Ты ведь был ее другом. Кажется, с самого детства?
— Со школы, — уточнил Сергей. — Да ты не беспокойся, мне бы хоть чего-нибудь, хоть корочку хлебца.
— Обижаешь. У меня не корочка, а икорочка. И черная, и красная. И севрюжка. Правда, все холодное. Из горячего могу предложить разве что холостяцкую яичницу. О! — Он вспомнил, что нужно разыгрывать безутешное горе. — Холостяцкую... Так и не успели мы пожениться.
Сергей сделал вид, что сглатывает голодную слюну. Но какими жалкими казались ему эти деликатесы, которые Варламов выставлял на стол, по сравнению с той едой, что вчера приготовила Лина.
— Вообще-то, Юр, — сказал он, — я хотел с тобой посоветоваться. Понимаешь, не ел-то я потому, что меня ловят. В бегах я. Меня застукали, как раз возле... Кати.
Варламов секунду подумал — и решил, что неплохо «от неожиданности» выронить нож.
— Мужик придет, — заметил Сергей. — Примета такая.
Варламов расширил, как бы в ужасе, свои серые холодные глаза и спросил:
— Как это — возле Кати?
— Но я не убивал, клянусь, не убивал! — словно защищаясь от уже предъявленного обвинения, воскликнул Грачев. — Что мне делать-то теперь, а? Я боюсь.
— Если не убивал, так и бояться нечего, — назидательно произнес Варламов. — Вот я — не боюсь же.
«Ну-ну, смельчак! — подумал Сергей. — Поглядим еще. Цыплят по осени считают».
Батя же продолжал задумчиво:
— Меня больше другое беспокоит. С кем Джонни останется. Ведь он теперь сирота. Как ты считаешь, Сергей, мне разрешат его усыновить? Мы ведь не успели расписаться.
— Джонни? Ах да, Ванечка... — рассеянно промолвил Сергей, словно думая о чем-то своем. — Ты благородный человек, Юрий. Но Бог с ним, с Ванечкой. То есть я хотел сказать, есть время это обдумать. А вот мне-то куда податься?
«Кажется, я ошибся, — с облегчением вздохнул Наводчик. — Ничего ему мальчишка не выболтал. Если бы Грачев что-то знал, вел бы себя иначе. Да и что, в самом деле, мог рассказать неразумный ребенок? В сущности, он и не слышал тогда ничего, а если и услышал, так не понял. Всю историю со свидетелем я сам себе накрутил. Нет никакой опасности. Все чисто».
— Ты закусывай, закусывай, — он пододвинул гостю плошку с икрой. — А потом, на сытый желудок, и прикинем, как лучше поступить.
— А хлеб? — напомнил гость.
— Извини, задумался. Белый или черный?
— Все равно.
«Грачев обо мне не знает, — все больше убеждался Батя. — Можно звонить в прокуратуру. Следователь в ножки поклонится за поимку преступника. Только как бы это провернуть? Не могу же я прямо при нем набрать номер».
На плите уже пузырилась яичница.
— Ой, Сергей, а соли-то нет, — «вспомнил» хозяин, выключая под сковородкой газ. — Такие важные мелочи всегда почему-то забываешь купить.
— Да ничего, я так.
— Ну нет, без соли не годится. Спрошу-ка у соседки.
«Позвоню от Варвары, — радовался Наводчик. — И постараюсь задержать этого лопуха до прихода ментов. Сдам, как говорится, тепленького!»
Отпер один замок, другой, третий, распахнул свою бронированную дверь...
Сергей взял горбушку и откусил от нее. «В доме врага своего...»
...На площадке перед Варламовым стоял следователь Геннадий Дементьев.