У колонного бордюра, ограждающего твердь от моря, стояли рейчатые скамьи-диваны. Между семью и восемью часами вечера менялись сидящие на них – уходили старики, и родители уводили детей в безнадежных костнотуберкулезных корсетах; приходили те, кто был полон сил.

А со стороны лодочной станции поднимались на бульвар местные молодые люди в припасенных с утра белых шелковых соколках-безрукавках. Вот падет солнце – и загар местных молодых людей станет неразличимым в своих оттенках. Но осталось пять минут жизни у багровизны за синим морем – и покамест видать, что этот загар создан из прозрачного черного хрусталя, простеленного на самосветящееся скользкое золото. Так загорают все детство, отрочество и юность – за одни курортные сезоны не успеешь.

Идут местные молодые люди, зарожденные скифами на гречанках, генуэзцами на славянках, армянами на казачках.

Национальность: дюльбер.

А навстречу дюльберам двинулись морячата в темно-голубом, светло-голубом и едва голубом: пояса у них наповерх, чтобы легко снимались, на кулак наматывались. Через час-другой будет драка на танцевальной площадке.

Это – рядовые морячата.

Морское офицерство идет в лучшем кремовом пике; рукоятки кортиков – из слоновой кости.После драки на танцевальной площадке встретит офицеров Тимка Джесмиджианос в захлестанной кровью соколке, отберет у ближайшего кортик – и одного офицера заколет, другому пересечет косым андреевским крестом лицо, а третий сбежит.

Девушки. Как-то раз одна местная девушка оцарапала ножку чуть повыше щиколки. Омыла царапину перекисью водорода и перевязала свежею марлею. Пошла гулять. А на другой прогулочный вечер чуть ли не все местные девушки перевязали свои ножки на том же самом участке – чтобы оттенить форму и цвет. Цвет – легче кофейного, ярче коричного, глубже шоколадных бобов. Идет на загар ножек не мужское золото, но платиновый испод травы-полыни; с примесью терракоты? – не уверен. Раскопайте их могилы – и поглядите сами.

На танцевальной площадке приезжий джаз исполняет «Рио-Риту».

В курортном парке, в раковине, исполняет «Рио-Риту» духовой оркестр под управлением дирижера Корецкого, исполняет обстоятельно и непохабно: самая крупная труба – «о-о!», самая мелкая – «Рио-Рита!»

Ресторан «Дюльбер» еще помалкивает.

Заказали случайно попавшие в «Дюльбер» морские офицеры мускат «Красный камень»; никого чужих, кроме них, в ресторане нет – только свои.

Пьет первый бокал полусухого шампанского 1926 года урожая Володя Самусин, заедает квадратиком «Миньона», закуривает папиросу «Дюшес». У Володи Самусина рак горла. Раскрытую папиросную коробку подталкивает Володя ногтем к сидящему насупротив любовнику жены:

– Курите, Саша.

– Ты разве забыл, Володенька, что Саша не курит? – шепчет жена.

– Ах, – сипит Володя Самусин, улыбается, красавец, – вечно я ничего не помню.

Он доливает бокалы шампанским, подламывает дальше плитку «Миньона», кормит им из рук жену. А жена, откусив крошку, отдает ему остаток – губами. Старинная игра.

За соседним столиком ужинают фармацевт Ясный, его жена – и любовник ее Юра Милославский. Белокурый, светлоглазый с дымком Юра – пьяный и закокаиненный. Он – пьяница, наркоман и развратник. И вся семья его такая – пьяницы, наркоманы, развратники. Юра – поэт, состоит в Объединении Крымских Писателей, знаком с Маяковским, даже сочинил на него пародию. Всем своим братьям, всем приятелям помогает Юра соблазнять чужих жен: пишет для них лирические стихи.

Для смеха, на дневной компанейский спор, принял Юра Милославский приглашение фармацевта. А фармацевт решился Юру отравить. Принес в ресторан из аптеки какую-то мерзость и ждет, покуда Юра одуреет.

– Наш аптекарь Боря Ясный пьет касторку ежечасно, – импровизирует Юра. – Ты касторку пьешь напрасно. Водку пей – все будет ясно…

– Пропадает ваш талант, Юрий, вот из-за этого, – фармацевт осторожно притрагивается своею вилкою к Юриной рюмке, а та – звенит! – и ее приходится взять двумя пальцами за устье, чтоб замолчала.

– …Не волнуйся, свет мой ясный, фармацевт ты мой прекрасный, – продолжает Юра. – Ты с женою ласке страстной предавайся, Боря Ясный…

К десяти часам выносят на эстраду «Дюльбера» шесть стульев. Выходят на эстраду музыкант-скрипач, музыкант-саксофонист, музыкант-трубач, музыкант-виолончелист, музыкант-контрабасист. И подсаживается к ударным инструментам, покрывает малый барабан лоскутом влажного полотна, щеточки-палочки проверяет, тарелки подвинчивает – Костя-барабанщик.

Готовы к танцам Володя Самусин и Юра Милославский. Готов Саша остаться один за столом, подождать. Готов фармацевт Ясный растворить принесенный яд в Юрином коньяке.

Костя-барабанщик готов запеть.Он встает, не глядя чешет щеточками тарелку, не забывает и ритм хранить – жмет педаль основного барабана. Вот поддаст музыкант ему тон, вот поддержит его музыкант-саксофонист!..

– Скажите, девушки, подружке вашей…

По-московски, не по-дюльберски Костя говорит. Круглый, простой он мужик, словно и не дюльбер, а из Ростова-Тамбова: