– Облаву курирую, – сосед устроился на кровати по-йоговски, переплетя лодыжки. – Один клиент из республики ушел, так мы его здесь обнаружили. Сначала в Москве был, но спугнули его, дурак из ОБХСС взял и спугнул. Ну, теперь я самостоятельно.

– Ага, – Геннадий Васильевич был уверен, что сосед заспался до умопомрачения, но вот сейчас опомнится и каким-нибудь сюрреалистическим способом выскребет из анциферовского черепа оброненные туда по ошибке закрытые сведения.Или просто убьет.

– Он в Москве в магазин зашел – наверное, пальто покупать, – сведения продолжали рассекречиваться. – Большой такой магазин, длинный, новый, понимаешь? Подошел кредит оформлять, достал паспорт. А там уже эта фамилия была в списке. Позвонили в отдел – сразу гаврики приехали, стали документы проверять. Проверяли-проверяли, а он ушел.

– Как ушел? Ты же сказал, его фамилия… – Анциферов переглотнул, – была в вашем списке? Известна?

– У него этих фамилий, как у меня, – сосед затруднился, – волос на этом месте, – он погладил себя по лобку, и Геннадий Васильевич невольно поглядел на мощный соседов кляп, барельефом прущий сквозь плавки. – Показал другой паспорт. А может, взятку дал. Они же там по одному стояли у каждого выхода. Ему, знаешь, дать пятьсот рублей, как мне – нищему три копейки.

– Зачем же он пальто в кредит покупал?

– Жадный; совсем жадный. Как идиот. Если бы не был такой жадный, как министр жил бы. Пальто хотел купить! Он уже двадцать лет в магазине не был, ему все со склада приносили. Фабрика у него была…

– Как вы сказали, простите? Я бы хотел понять…

– Я тоже очень хотел понять, на каком основании его там упустили, – негодование соседа относилось к москвичам. – Ладно. Зачем я вам голову морочу всякой чепухой. Низко… На нашей работе часто с низкими людьми приходится сталкиваться.

– Ты сказал, что у него фабрика была? – Анциферов знал несколько историй о подпольных кавказских богатеях, но собственная фабрика, с обычностью упомянутая, его задела.

– У отца. У него отец был честный человек, не такая сволочь, его все знакомые уважали. Ну, он старенький стал, тогда этого директором назначили. Фабрика лакокрасочных изделий. Отец был человек, а сын – настоящий подлец. Все ненавидят. А ты же понимаешь, если тебя все ненавидят – хорошо не будет. Один раз обманешь, два раза обманешь, а на третий – тебе только ненормальный поверит. Его просили-просили – ничего не помогает. Что ты хочешь, когда у него сердце грязное. Жену свою выгнал, детей не воспитывает. Привез какую-то проститутку из Риги – на курорте, понимаешь, нашел, – а жену выгнал. Благородный человек за свою семью горло перегрызет, а он как бродяга…

Благародни чилавэк– диковинная мафиозная сказка пела навзрыд, так что Геннадий Васильевич едва не откликнулся. Высокогорная мораль: честный отец платил дань всяческим партийно-милицейским боссам, а недостойный сын – отказался. За что теперь и схватит лет пятнадцать заслуженного наказания. Но забавно, как это у них… Вполне нерушимо и свободно сплочено навеки, а тем не менее. Совершенно непредставим нашенский рог из МВДейс подобной лексикой: грязное сердце, благородный. Но и у них все накрывается компетентным органом: раз начали брать, никакие благородные миллиардеры нигде не денутся.

– …Ты не представляешь, как он накололся, – сосед, точно Дюймовочка на лепестке, плавно покачивался в принятой им минут двадцать назад совершенной позиции, известной как «падмасана». – Его друзья документацию дали. Я с двадцати четырех лет в управлении работаю, но чтоб друзья сами документацию принесли – не видел. Конечно, если нажмешь, или себя спасать надо – это одно положение… Довел себя до того, что друзья предали!

Геннадий Васильевич не стерпел.

– Обычно – жмут, – проклеветал он вполголоса.

– Это глупые люди делают. Знаешь, такие, как говорится, нерадивые, которые дело завершить самостоятельно не могут, нервничают. А мне не нужно монотонные способыприменять. Я два года простым милиционером был, очень надоедает. Конечно, если кто-нибудь нагло себя держит… Будь уверен, – соседу, возможно, представилось, что собеседник усомнился в его возможностях. – В ближайшее время возьму его. У нас недавно один работал, русский парень, отсюда откуда-то, с Украины, всегда говорил: « Сколько членом не тряси, а последняя капля все равно в трусы».

Всеохватная справедливость наблюдения поразила Анциферова: любой мужик, от античного пастушка до какого-нибудь принца Уэльского, подпадал под эту природную неизбежность, под фатум – и фатум этот вполне годился для самых высших вселенских состояний, когда писать его следует с заглавной литеры: Фатум!

Да… По идеенадо бы нам со Светкой перебраться в теплые края: Тбилиси, Ереван. Вряд ли будет сложно. Абсолютно иная атмосфера, даже если судить по сему представителю. Там, правда, русских не сильно страстно обожают, но – все х… по сравнению с мировой революцией: законтачим с нормальными людьми без комплекса неполноценности. Торжество дебилизматам несколько иного порядка. Заделаем кандидатские– причем я смогу пробить свою тему: поэтика Ахматовой, если не Цветаевой!