И дорос уж даже до детсада?

Он, брат, мне тут все порассказал,

Дал понять, что он в душе пилот. —

Николай Васильевич привстал

И легонько внука ткнул в живот.

Внук смущенно к матери прижался

И сказал: — А я и не боюсь.

— Не боишься? Ну, коли не трус,

Мы друзья. — И дед заулыбался.

От улыбки и веселой фразы,

Оттеснивших хмарь минувших дней,

В комнате Галины как-то сразу

И уютней стало и теплей.

Льется мягкий свет от абажура,

Внук уснул, сказав: — Спокойной ночи! —

На стене колышутся фигуры,

Тихо чайник на столе бормочет…

Галю нынче просто не узнать:

Щеки пышут, голос стал звенящим.

Как ей много надо рассказать

О плохом и светлом, настоящем,

Было все: хорошая любовь

И обида, острая, как жало.

Но хоть вся любовь и не пропала,

Да былому не вернуться вновь.

Что ж, права пословица о том,

Что друзей познаешь лишь в беде,

И они находятся везде,

Там, где мы их даже и не ждем!

У отца завороженный взгляд:

Как в кино, проходят перед ним

Педагоги, шумный класс ребят,

Тетя Шура, Варя и Максим.

— Знаешь, папа, в день, когда Сережа

Должен появиться был на свет,

У меня вдруг холодок по коже —

Вдруг беда, а близких рядом нет?!

Вдруг беда… Но, честное же слово,

Дня того мне в жизни не забыть.

Нам с тобой Максима Рыбакова

Нужно, право, век благодарить.

Так и вышло: в трудную минуту

Не случилось рядом никого.

Только вдруг как ветром почему-то

Занесло мне именно его.

Знаешь, как мы мчались на «Победе»?

В нитку — светофоров огоньки…

Красный свет! А мы несемся… Едем!

В стекла ветер… Позади — свистки…

По когда мы вышли из машины,

Мне вдруг стало худо… Мир качался…

А шофер… — И тут, смеясь, Галина

Показала, как он растерялся.

— Знаешь, он большой такой, забавный,

Топчется, а щеки побурели.

«Можно мне, Галина Николавна,

Вам помочь… Мы вот уже… У цели…»

Я шепчу: «Спасибо… Где же вам…»

Но уж он меня, как нянька, обнял,

Мягко, будто перышко, приподнял

И понес к распахнутым дверям.

А ведь у него, я говорила,

Нет ноги. Ты умный, ну скажи:

Разве тут физическая сила?

Тут не то. Тут красота души.

И вот так всегда, я убедилась:

В трудный час повсюду есть друзья.

Впрочем, я совсем заговорилась,

Только о себе все: я да я!

Главное — ты дома! Ты вернулся!

И отныне вместе мы навек!.. —

Николай Васильевич улыбнулся:

— Верно, мой хороший человек!

Я же обещал вам, что приеду,

Даже время указал: в обед. —

Дочь вздохнула: — И пришел к обеду

С опозданьем на семнадцать лет…

Он собрал морщины возле глаз

И сказал: — Мы шли к огромной цели,

Но не все в дороге разглядели.

Что ж, не раскисать же нам сейчас!

Что скрывать: куда как горько было

Знать, что зря нагрянула беда.

Только верь мне: ленинская сила

Нас не покидала никогда!

Завтра точно жди меня к обеду.

Утром мне вручают партбилет.

Что глядишь? Теперь-то уж приеду!

Ни на миг не опоздаю. Нет!

Дел у нас теперь невпроворот.

Даром, что ли, мы с тобой Ершовы?

Завтра ж из райкома на завод.

Отдыхать? Забудь ты это слово!

Кстати, вот что я хотел спросить:

Ты теперь ведь не Ершова, знаю.

Ну а он? Как он-то хочет жить?

Ты прости, коль что не понимаю.

Про него ты только намекнула.

Мой характер — все сносить молчком.

Что ж, вы разошлись или подуло

Просто в сердце зимним холодком?

Дочь качнула тихо головой

И оказала, отстранись от света:

— Он для нас совсем теперь чужой.

Был и нет… И кончено про это.

— Ну, а вдруг (ты потерпи немного),

Вдруг потом развеется гроза? —

И, как в детстве, ласково и строго