Один из его друзей вспоминал размышления Ницше, который находил, что сам вид христиан неубедителен и, когда глядишь на них, трудно поверить, что Христос действительно искупил и освободил их. «Ну что ж! — продолжал друг. — Сказать это об отце Александре он бы не смог!» [220] И впрямь, его христианство не было унылым. Он даже хотел написать этюд о юморе Христа [221] . Своей веселостью он был обязан не только характеру, — к тому же в детстве он, говорят, был подвержен приступам меланхолии [222] . Его веселость являлась результатом работы над собой, она питалась глубокой верой, личными отношениями с Иисусом Христом; она помогала ему забывать, в каких условиях он несет свое служение. Казалось, он наделен необычайной способностью к восстановлению внутренних сил. Случалось, что он приходил к друзьям утомленным и мрачным, но достаточно было короткого мгновения, чтобы на его устах вновь засияла улыбка, и он вновь заражал присутствующих своей энергией.

«Казалось, в могучей музыке его жизни нет никакого самоусилия, никакого преодоления, — рассказывает один врач, с которым он подружился. — Но так не было… Мало кто знал, что физическое его здоровье было далеко не идеальным. При врачебном осмотре непонятно было, на чем он держится. Неистощимость его только казалась телесной, земной. Это был иноприродный заряд» [223] .

Годы, последовавшие за смертью Брежнева, начались с повсеместного «закручивания гаек». Сменивший его Андропов в течение пятнадцати лет руководил КГБ и был в этих вопросах крупным специалистом. Он решил урегулировать проблемы страны крутыми мерами. Был пополнен репрессивный арсенал и изменен Уголовный кодекс: теперь судьи могли найти дополнительные мотивы для вынесения приговоров диссидентам и произвольно добавлять сроки тем, кто уже отбывал наказание. Любые контакты с иностранцами могли теперь считаться криминальными. На политических заключенных давили все сильнее и сильнее, чтобы заставить их отказаться от прежней активной деятельности.

В 1983 году Центральный комитет коммунистической партии призвал к усилению атеистической пропаганды, и это было грозным предупреждением для верующих. КГБ пошел в наступление на активных христиан.

Над отцом Александром также сгустились тучи. В этот год был арестован один из бывших его духовных сыновей, который порвал с ним после того, как принял католичество. Впоследствии он стал тайным католическим священником и собрал вокруг себя небольшую общину. В зловещей Лефортовской тюрьме он не выдержал и в своих долгих признаниях скомпрометировал многих людей, близких к отцу Александру, и его самого. На этот раз КГБ, казалось, решил не упускать добычу.

Отца стали вызывать ежедневно на бесконечные допросы, он отправлялся туда как на работу. Несколько раз, когда он задерживался, думали, что теперь его арестовали. В Новой Деревне и в Семхозе проводили обыски. Отец Александр был вынужден прекратить всякую деятельность. Тогда он и впрягся в работу над энциклопедией — Словарем по библиологии. Он считал, что эта работа полезна для России и что она требует меньше душевного спокойствия, чем иной труд [224] .

Многие из его близких спрашивали себя, не следует ли ему покинуть страну. Но он никогда не одобрял тех, кого соблазняла эмиграция. Так, одному писателю, когда тот приехал прощаться с ним перед отъездом, он сказал: «Писателю надо жить дома, рукописи могут бродить где угодно, искать издателя, а наше место здесь. Люди ждут Слова» [225] . И хотя в это время каналы эмиграции были практически перекрыты, отъезд отца Александра отнюдь не вызвал бы неудовольствия у КГБ.

Когда его иностранные друзья спросили, как ему помочь, он ответил запиской, наспех написанной клинописью, восходящими линиями — правда, на этот раз они восходили не столь резко. На тот случай, если бы послание попало во враждебные руки, он использовал намеки, не расставаясь при этом с юмором, несмотря на грозящие ему опасности: «Болезнь моя, которая угрожающе прогрессирует, есть просто часть общей эпидемии. Лекарств от нее нет, переехать в незараженный район возможности тоже нет (да и желания особенного нет). Остается верить, надеяться и жить дальше» [226] .

Сам отец Александр глубоко верил в Провидение. Он, должно быть, хорошо знал, что Бог пишет прямо, но не прямыми линиями. Сколько раз повторял он: если даст Бог! когда Бог даст! Нет, у него здесь духовные дети, и он не может их бросить. Смирение помогало ему выдержать испытание, он думал о своих предшественниках по вере. «В юности у меня был духовный отец, священник Петр Шипков, он провел в лагерях и ссылках тридцать лет. Когда я думаю о том, через что он прошел, мне трудно говорить о том, что со мной происходит. Я вот что скажу: в трудные годы я познал ценность каждой минуты и благодарю Бога за то, что Он дал мне служить непрерывно в течение четырех десятилетий» [227] .

В конце концов отец Александр направил объяснительные письма: одно — церковным иерархам, второе — в Совет по делам религий.

В марте 1985 года во главе коммунистической партии встал Михаил Горбачев. Поначалу казалось, что он хочет оздоровить страну, укрепляя дисциплину. В течение 1986 года интеллигенция получала от него кое–какие знаки внимания, но в области религии политика оставалась прежней. Так, в сентябре 1986 года «Правда» посвятила передовую статью усилению атеистической пропаганды — как она это делала ежегодно, примерно в одно и то же время, с 1983 года.

Для отца Александра испытания не кончились. Незадолго до этого, в 1984 году, был арестован еще один из бывших его духовных детей, с которым пришлось расстаться, поскольку его поступки ставили под угрозу весь приход. Во время следствия и на суде этот человек вел себя очень мужественно. Среди прочего его обвиняли в том, что он оказывал на своих друзей религиозное влияние, раздавал им религиозные книги. И только в лагере он не устоял. В начале 1986 года он появился на телевизионных экранах, исхудавший, с бритой головой, и признал, что занимался «политической деятельностью, криминальной в плане гражданском и вредной для Церкви». Но прежде он послал отцу Александру бесконечно длинное и маловразумительное послание, написанное невероятной тарабарщиной и явно вдохновленное людьми в погонах, которые, конечно, желали ему «добра». Он предлагал отцу Александру искать «позитивы» в коммунизме, но главным образом (вот где высунулись кончики ушей КГБ) изобличал организацию малых групп, чтение религиозных книг, изданных за рубежом, использование для катехизации диапозитивов и кассет: все это нелегально и поэтому противоречит учению Церкви!