— Такая романтичная история! Правда, Холдинг?

— Угу.

— И ты её читаешь как раз перед Днём святого Валентина.

— Угу.

— Это День влюблённых, самый романтичный праздник в году. Тебе понравилась сцена на балконе? — Мирил заломила руки. — О, Ромео! Ромео! Зачем же ты — Ромео?

— Мирил, а давай сходим куда-нибудь вместе? В День святого Валентина?

Я аж оглянулся: не стоит ли кто у меня за спиной? Потому что сам я это произнести не мог. Точно не мог.

— Что? — Мирил удивилась не меньше.

Я по-прежнему пытался понять, каким таким образом я это сказанул. Всему виной миссис Бейкер, это её происки. Шекспир, видите ли, «писал, чтобы приоткрыть нам, что значит быть человеком». И все эти разговорчики про прекрасное и трагическое. Сопротивляться бесполезно, потому что Шекспиром пропитался сам воздух. Вдыхаешь его — и собой уже не владеешь, начинаешь говорить всякую чушь.

Да, но сейчас-то что делать? Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Поэтому я повторил:

— Давай куда-нибудь сходим в День святого Валентина.

Мирил приосанилась. Задумалась. А потом сказала:

— Нет.

С этого места, если вы ещё не поняли, и начинается трагедия.

— Почему нет? — спросил я.

— Потому что ты обзывал меня слепым кротом. И потому что хвастался, что твой папа получил контракт на «Империю спорта».

— Это было три месяца назад! И вовсе я не хвастался.

— Всё равно. Слепым кротом обозвал? Обозвал! И ещё грозил… сейчас вспомню… что мне на голову упадёт гнилая роса из грязного болота!

На самом деле речь, конечно, шла о зловредной росе, которую ведьма Сикоракса, мать Калибана из «Бури», собирала пером совиным с гибельных болот. Но я же поумнее Ромео и знаю, когда лучше заткнуться.

А дальше трагическая часть закончилась. И началась прекрасная.

— Мирил, — произнёс я. — Опасней мне твои глаза, чем двадцать их мечей.

— Чьих двадцать мечей?

— Это Шекспир. В нём не надо искать смысл. Зато он выбирал самые удивительные и прекрасные слова, которые существуют в нашем языке.

— А слепой крот— тоже самые удивительные и прекрасные слова, которые существуют в нашем языке?

— Я б их теперь навеки зачеркнул!

Мирил улыбнулась.

— Ладно, давай куда-нибудь сходим.

Я же обещал, что эта часть будет прекрасной?

Хотя до сих пор не понимаю, каким образом у меня вырвались эти слова — «давай», «сходим» и так далее… Сам не ожидал.

В тот вечер за ужином я размышлял, куда бы повести Мирил в День святого Валентина, учитывая, что карманные деньги мне давали по минимуму — на двадцать два пирожных надо копить три недели. Представляете глубину моего отчаяния, если в какой-то момент я даже готов был спросить мистера Гольдмана, не найдётся ли для меня роли ещё в каком-нибудь спектакле? Не дай Бог, в «Ромео и Джульетте», конечно, потому что опять придётся ходить в колготках. На колготки я не соглашусь никогда — чего бы мне ни посулили взамен.

Я спросил у мамы:

— Если у меня есть три доллара и семьдесят восемь центов, куда я могу пригласить человека?

За столом повисла тишина.

— Мороженого поесть можно, — предложила мама.

— Сейчас февраль, — напомнил я.

— Тогда в торговый центр, в «Уолворт». Съедите там по гамбургеру, запьёте колой.

— В «Уолворт»… — протянул я.

— А потом в кино сходите, — добавила мама.

С математикой у неё явно непорядок.

— С кем ты идёшь? — спросил отец.

— С Мирил.

— Что за Мирил?

— Мирил-Ли Ковальски.

— Мирил-Ли Ковальски? Дочь Пола Ковальски? Главы фирмы «Ковальски и партнёры»?

— Наверно…

Он рассмеялся.

— Тогда поторопись.

— Куда?

— Если «Вудвуд и партнёры» получат контракт на школу, фирма «Ковальски и партнёры» прикажет долго жить. — Он снова засмеялся.

— Веди её в «Уолворт», — сказала сестра.

— Это прилично?

— Прилично. Чтоб она сразу поняла, что ты неимущий и гулять с тобой не стоит.

Если вы думаете, что достаточно кого-то спасти и эта кто-то будет благодарна тебе по гроб жизни, так вы ошибаетесь. Эта кто-то считает себя свободной от любых обязательств по отношению к спасителю! И всё потому, что на фотографии в «Городской хронике» от кого-то осталась только задница.

А отец задирал нос даже больше обычного, потому что именно в тот день он принёс домой макет проекта, который «Вудвуд и партнёры» подготовили на школьный конкурс. Он был абсолютно уверен в победе. Макет стоял на обеденном столе, расчищенном от столовых приборов и всех лишних предметов. Я смотрел на макет и думал, что отец, видимо, прав. Он победит. Никаких колонн, объяснял он. Никакого кирпича, объяснял он. Никакой симметрии. Всё новое, современное. Скруглённые углы, скруглённые стены. Крыша — несколько стеклянных куполов — возвышается над вестибюлем, над спортивным залом и над несколькими крыльями: в одном — кабинеты для занятий естественными науками, в другом — гуманитарными. Когда я рискнул сказать, что макет какой-то… неквадратный, отец ответил, что на дворе тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год и надо идти в ногу со временем. Архитектура тоже не стоит на месте. Подойдя к макету, он снял крышу и стал показывать, что они напридумывали внутри.