Шрифт:
И вот в пятницу я пришёл в булочную Гольдмана и выложил на прилавок все свои деньги — два доллара и сорок пять центов.
— Два доллара и сорок пять центов, — объявил мистер Гольдман, пересчитав монеты. — Это же целая куча денег! Можно столько всего купить! Чего желаете?
— Двадцать две профитролины.
Быстро перемножив всё в уме, мистер Гольдман сказал:
— Нужно добавить ещё два доллара и восемьдесят центов.
— Мне не сейчас нужно… на следующей неделе…
— Всё равно не хватает двух долларов и восьмидесяти центов.
— Я могу поработать. Могу посуду мыть…
— На что мне твоя работа? У меня и свои две руки имеются. Посуду моют, денег не просят.
— Я убирать могу! Подметать, пыль вытирать…
Мистер Гольдман, уже молча, продемонстрировал мне свои две руки, которые прекрасно справляются с любой работой.
Я вздохнул.
— Неужели вам совсем-совсем никакая помощь не нужна?
— Нужна. Но иного рода. Мне нужен мальчик, который знаком с творчеством Шекспира. Но где в наше время такого сыщешь? Да нигде! Школы стали никуда не годные… Шекспира не проходят… кошмар!
Думаете, я все выдумал? Нет! Он так и сказал: «Мне нужен мальчик, который знаком с творчеством Шекспира».
— Я знаком! — произнёс я.
— Ну ещё бы! Тебе же профитроли нужны, а денег не хватает.
— Я правда читал Шекспира.
Мистер Гольдман подтянул белый фартук и сказал:
— И что ты там начитал? Рассказывай.
Я припомнил кусок из «Бури», причём вовсе не проклятия Калибана! Миссис Бейкер напрасно решила, что меня заинтересовали только ругательства.
Уж близок замысел мой к завершенью. Не слабнут чары, и послушны духи, И Время уж не гнётся, не кряхтит Под ношею своей. Который час?Мистер Гольдман захлопал в ладоши — да-да! — а потом резво вскочил на стоявший за прилавком табурет. Надо признать, что мистер Гольдман — дяденька довольно внушительных размеров и вряд ли часто сигает с пола на табурет. Он поднял руки над головой и снова похлопал — вокруг него образовалось легчайшее белое облако. Конечно, не из мела, а из муки. Голос у него вдруг переменился, и этим иным, нездешним голосом он не то проговорил, не то пропел под какую-то далёкую, только ему слышную музыку:
Шестой. И обещал ты, что работа К шести часам закончится.Я раскинул руки пошире и попытался представить, что стою не в обычной одежде, а в ниспадающем одеянии с широкими рукавами… Я — Просперо.
Да, да, мой дух. Скажи мне — что король и свита?У меня получалось сносно, даже грозно. Мистер Гольдман снова захлопал в ладоши, и его снова окутала мерцающая на солнце мучная пыль.
Всё в том же состоянье — пленены И сбиты в кучу и не могут выйти Из рощи липовой, что защищает От ветра келью.Мистер Гольдман слез с табурета и протянул мне руку, которая, несмотря на хлопки, оставалась белой от муки. Он широко улыбался — так что щёки его превратились в две округлые булочки.
Вот так я попал в труппу Шекспировского театра Лонг-Айленда и получил роль в спектакле, премьера которого состоится в следующем месяце, под Рождество.
Ещё я получил двадцать два пирожных всего за два доллара и сорок пять центов. Даже двадцать четыре, потому что они продаются дюжинами.
И это было здорово!
Когда в понедельник я вошёл в класс, стало понятно, что, не будь у меня в руках длинной коробки с пирожными, мне несдобровать. Данни Запфер, Мирил-Ли, Дуг Свитек и Мей-Тай точно бы вырезали у меня из груди по «фунту мяса». Я поставил коробку на полку у окна и снял крышку. И все увидели двадцать четыре пирожных с кремовой начинкой. Румяных, кругленьких, воздушных… Каждому по пирожному. На большой перемене.
Миссис Бейкер их тоже увидела. И ничего не сказала. Но масляно-ванильный аромат профитролей витал в воздухе и дразнил нас весь урок. Даже миссис Бейкер украдкой посматривала в конец класса, и ноздри её слегка раздувались. Данни то и дело оборачивался и улыбался мне, довольный и счастливый. Мирил делала вид, что пирожные её нисколечко не волнуют. Прикидывалась, как всегда. Она же известная притворщица.
До большой перемены мы дотянули с трудом. Спятили бы, наверно, если б пришлось ждать ещё один урок. Даже миссис Бейкер не скрывала нетерпения. Но наконец, наконец, наконец-то школьные часы пробили полдень! Мы кое-как протолкнули в горло положенные бутерброды, и Данни направился к коробке с профитролями. Румяными, кругленькими, воздушными… Он приближался к ним почтительно, даже благоговейно, но тут миссис Бейкер произнесла:
— Погодите, мистер Запфер.
Данни воззрился на неё так, словно ему не дали забить верный гол.