Шрифт:
голос Байрона дрожал от волнения.
Он провел рукой по своей макушке, приводя свои волосы в еще больший беспорядок.
— Где ты живешь?
Ария обеспокоенно смотрела на яркий плакат "Оказание первой помощи", скрывающийся за автоматом с кока-колой.
Кто-то обнажил грудь жертвы удушья, и выглядело так, будто человек, оказывающий первую помощь, лапал ее.
Ария остановилась у своего парня Шона, но он отчетливо дал понять, что ей там больше не рады после того, как организовал облаву в квартире Эзры и оставил на его пороге вещи Арии.
Но кто рассказал Шону о ее романе с Эзрой? Динь-динь-динь! Э.
У нее не было времени обдумать новую жизненную ситуацию.
— В "Старом Холлисе", — предположила Ария.
— В "Старом Голлисе" крысы.
Почему бы тебе не остаться со мной?
Ария решительно покачала головой.
— Ты живешь с…
— Мэрэдит, — твердо сказал Байрон.
— Я хочу, чтобы ты с ней познакомилась.
— Но… — возразила Ария.
Ее отец, однако, бросил на нее свой классический взгляд буддийского монаха.
Ария хорошо знала этот взгляд — она видела его после того, как он запретил ей ехать в художественный летний лагерь вместо дневного лагеря "Счастливый Привет Холлиса" четвертое лето подряд, что означало десять долгих недель изготовления бумажных кукол-марионеток и соревнований в игре "ложка и яйцо".
Байрон также посмотрел на нее, когда Ария спросила, может ли она закончить Американскую Академию в Рейкьявике, а не возвращаться в Розвуд со всей семьей.
Этот взгляд часто сопровождался словами Байрона, которые он услышал от монаха в Японии во время своей дипломной практики: препятствие и есть путь.
Это значило, что то, что не убьет Арию, сделает ее сильнее.
Но когда она представляла себе переезд к Мередит, на ум приходила соответствующая цитата: некоторые лекарства хуже болезни.
Абракадабра, теперь мы снова любим друг друга
Эли опустилась на бедро и посмотрела на Спенсер Хастингс, стоявшую напротив нее на задней тропинке, которая вела от сарая Хастингсов к лесу.
— Ты пытаешься украсть у меня все, — зашипела она.
— Но ты не можешь получить это.
Спенсер задрожала от холодного вечернего воздуха.
— Не могу получить чего?
— Ты знаешь, — сказала Эли.
— Ты прочитала это в моем дневнике.
Она откинула свои медово-светлые волосы за плечо.
— Думаешь, ты такая особенная, но ты так неубедительна, делая вид, что не знала, что Йен со мной.
Конечно ты знала, Спенс.
Именно поэтому он тебе нравится, не так ли? Потому что я с ним? Потому что твоя сестра тоже с ним?
Глаза Спенсер были испуганными.
Ночной воздух стал резким, пахнущим почти едко.
Эли выпятила свою нижнюю губу.
— Оу, Спенс.
Ты действительно поверила, что нравишься ему?
Вдруг Спенсер почувствовала прилив гнева, и ее руки дернулись вперед, толкая Эли в грудь.
Эли попятилась, спотыкаясь на скользких камнях.
Только это была больше не Эли, это была Ханна Мэрин.
Тело Ханны взлетело в воздух, и она ударилась о землю с резким треском.
Вместо всей ее косметики и блекберри, вырвавшихся из сумочки как из лопнувшей пикаты, из тела Ханны исторглись внутренние органы, осыпаясь градом на бетон.
Спенсер вскочила с влажными от пота светлыми волосами.
Было воскресное утро, и она лежала в своей кровати все еще в черном атласном платье и неудобных стрингах, которые она собиралась надеть на вечеринку в честь дня рождения Моны Вандервол прошлой ночью.
Мягкий золотой свет падал на ее стол, и скворцы невинно щебетали на гигантском дубе рядом с ее окном.
Она не спала почти всю ночь, ожидая, что ей позвонят с новостями о Ханне.
Но никто не позвонил.
Спенсер не знала, была эта тишина хорошим или плохим знаком.
Ханна.
Она позвонила Спенсер поздно ночью сразу после того, как Спенсер вспомнила свои давно подавленные воспоминания об Эли в лесу той ночью, когда она исчезла.
Ханна сказала Спенсер, что выяснила что-то важное, и что они должны встретиться на качелях в Розвуд Дэй.
Спенсер подошла к стоянке в тот момент, когда тело Ханны взлетело в воздух.