– Вот видишь! – радовалась я, пытаясь утихомирить московскую сторожевую, которая тявкала без перерыва

Мы потоптались у дома и разошлись по парадным. Он – налево, я направо.

– Ты погулять не хочешь? – всего через полчаса позвонил Арсений.

– Попробую отпроситься. А что?

Он пришел домой. Где мама отсыпалась от очередной поездки за товаром. Он ее разбудил. Она сильнее чем следовало обрадовалась животному, завизжала, после чего моментально метнула крыску в открытую форточку.

Мы ее так и не нашли. Арсений не плакал. Я – тоже. Мы не успели к ней привязаться и полюбить на всю жизнь.

– Она в снег упала, а у вас этаж невысокий. Наверняка уже в подвал удрала, – без всякой уверенности утешала я друга.

– А у тебя как?

– Засада полная. Завтра придется ее обратно нести. Как думаешь, та тетка там будет?

Арсений отрицательно покачал головой, но пообещал за компанию сходить со мной на рынок.

Мать с ним демонстративно не разговаривала. Отца не было дома, но, если бы он и был – толку от него ноль. Он всегда считал, что мать права. А если не права, то спорить все равно бесполезно.

В тот день Арсений впервые ушел ночевать к бабке. Предварительно позвонив ей по телефону.

– Ты матери скажи, что я тебе нужен. Вроде ты простудилась, а я за тобой ухаживать буду, – попросил он.

Он ехал к бабке в дрянном настроении и даже спросил себя, сможет ли теперь любить мать. Потом не смог вспомнить, любил ли ее вообще. Ее было трудно любить. Ну не располагала она к нежным чувствам. Хотя после удачных сделок лезла со своими чмоками, пахнущими коньяком, давала денег или дарила что-нибудь, приговаривая:

– Я хорошая мать. Ты меня любишь? Что ты морду воротишь, сын называется! Вот вырастишь такое чучело, а он потом стакан воды не поднесет!

Арсений был уверен, что стакан воды – это когда мама накануне выпила.

– Буду любить что есть. Другой не будет, – Арсений вздохнул так горько, что на него сочувственно посмотрели все пассажиры автобуса.

От остановки он шел, согнувшись как старичок, придавленный горем и портфелем одновременно. Не видел ничего вокруг, думал о смерти. Ему нравилось иногда думать о грустном, но сегодня печальные мысли приходили в голову сами.

Бабка повела себя радушно. Угощала вкусностями, словно специально заготовленными для такого вечера. И не лезла с вопросами. Разумно предоставив Арсению возможность разобраться в себе самому.

– Но отец ее как-то любит? – вдруг одумался Арсений. – Они встретились, она ему понравилась, и он не захотел жить с другой теткой… А как он мог знать, с какой женщиной ему будет лучше всего? Их много, а он один.

Запутавшись окончательно, Арсений отправился спать и был совсем не против, когда бабка пришла пожелать ему спокойной ночи и заботливо подоткнула тяжелое ватное одеяло. Простыни были прохладными, а подушка огромной, отчего Арсению стало уютно и спокойно.

Что делала я? Попрощавшись с Арсением, потопала домой. Где меня ждали родители, ошалевшие от московский сторожевой. Которая вела себя полноправной хозяйкой, наглела на глазах, звонко вякала с дивана, до того написав маме в тапочки и пару раз – просто на полу.

– Поразительная шмакодявка! – ворчал папа. – Никакого уважения к хозяевам. Если бы я выбирал собаку – она была бы последней в списке кандидатов. Вот овчарка, черная – это да!

– Вы сошли с ума! Еще одно слово, и я приведу в дом гиену, – заявила мама.

Мы с папой скисли. У мамы был знакомый, от которого можно было ожидать всего – даже козы. Правда-правда – однажды у нас случилась коза. Хотя мне наобещали енотика. Согласитесь, ну никак нельзя радоваться козе, даже маленькой, если ждешь енота!

– Ну не жеребца же вам было дарить в самом деле? Выбирать-то было не из чего, остальную живность хозяин успел пропить, – с этими словами нам всучили козу.

Мы от нее долго потом избавлялись. Хотя она мне нравилась. Я ее на поводке вокруг дома водила. Народ просто ошалевал от ее вида.

– Пап, а может, вы передумаете? Хорошая собака, и так дешево досталась, – решилась я на очередную попытку отстоять свою мечту.

Папа провел со мной задушевную беседу. Главным аргументом оказалась фраза: «Но ведь я лучше собаки». Он ее у Карлсона позаимствовал. Но дело не в словах. Я поняла, что родителям совсем не хочется собаку, им меня хватает. Провели голосование. Двое против одного. Голос собаки не учли, а это нечестно! Поплакав немного, я признала мнение родителей единственно верным. Пока мы дискутировали, собачка мощно обоссала диван и съела телефонный провод. После чего некисло облевала пол и улеглась спать на мамин шарф, тем самым решив свою судьбу.