— Мадам бредит, — говорю я.

Моргаю несколько раз подряд, пытаясь прийти в себя. Звезды над головой пульсируют неестественно ярко, а потом начинают гаснуть. Земля под ногами шатается.

— На этот раз — нет, — возражает Джаред. Он продолжает поддерживать меня, и его пальцы больно впиваются мне в тело. — Какой-то мужчина у ворот тебя ищет.

«Очнись!» — приказываю я себе. Но дрянь, которой меня накачали, все еще держит мозг в плену.

— Кто? — спрашиваю я.

Во рту возникает отвратительный металлический привкус.

— Какой-то Распорядитель, — говорит Джаред. — Он утверждает, что ты — его собственность.

Я несколько раз мысленно повторяю эти слова, и только тогда у них появляется смысл. Кровь застывает в жилах. Этого не может быть! Как Распорядитель Вон сумел проследить за мной до этого места? Конечно, мой свекор играл роль безумного ученого, но его владения заканчивались у ограды особняка!

Прихожу в себя настолько, чтобы высвободиться из хватки Джареда. Желудок сводят спазмы, голова кружится. Вокруг жужжат и стрекочут насекомые. Сухая трава щекочет мне ноги.

— Где он? — спрашиваю я.

Я не знаю, где мы находимся, но слышу гул мусоросжигателя, а это означает, что мы довольно далеко от чертова колеса и палаток. Рядом шепот и шорохи. Либо у меня галлюцинации, либо кто-то прячется в кустах.

Джаред смотрит на меня, но я вижу только белки его глаз.

Издалека, с потушенными огнями, в лунном свете, парк аттракционов напоминает один из незаконченных рисунков Линдена. Только линии, потоки света и углы. Мне кажется, будто я споткнулась и упала в иллюзорный мир его альбома для эскизов.

— Мадам приказала мне прятать тебя, пока он не предложит должного вознаграждения.

Пусть она и сумасшедшая, но дело у нее всегда на первом месте.

Шепот вокруг меня становится громче. Трава вырастает выше головы, смыкается надо мной, обвивает руки, ноги и шею. Я моргаю — и это прекращается.

— Он лжет, — заявляю я. — Что бы он вам ни сказал, он лжет. Я не знакома ни с какими Распорядителями, и никто не может считать меня своей собственностью!

— Да неужели? — откликается Джаред. Он скрещивает руки на груди, и его тень увеличивается вдвое, а потом сдувается обратно до нормального размера. — Оказалось, что он очень много о тебе знает, Рейн.

Мое имя. Он знает мое имя. И тихие голоса вокруг теперь повторяют его приглушенным хором.

А потом мое имя выкрикивают откуда-то с дальнего конца площадки аттракционов. Мадам. Я резко поворачиваюсь на крик, но Джаред на него не реагирует. Слышу звук приближающихся шагов, но из темноты никто не возникает.

«У тебя галлюцинации», — говорю я себе.

Все дело в той дряни, которую мне вводили. И в дыме, который продолжает разносить холодный ветер.

Джаред поднимает громадную сеть, чтобы меня поймать. Но как только он набрасывает ее мне на плечи, я понимаю, что это его куртка.

Мягкий голос спрашивает:

— Это твое настоящее имя? Рейн?

Сирень поднимается из высокой травы. Неужели она все это время пряталась на перешептывающемся поле?

Я ничего не отвечаю.

Сирень хватает меня за руку. Пальцы у нее осторожные, тонкие и холодные. Она проводит большим пальцем по моему обручальному кольцу и спрашивает:

— Неужели замужем было так плохо? Хуже, чем здесь?

Это хороший вопрос. Мой разум настолько затуманен, что я способна отвечать только правду.

— Нет, — говорю я, — не хуже.

У меня была удобная кровать. Муж, который меня обожал. Сестры по мужу, которые скрашивали мое одиночество или — чаще всего — просто делили его со мной. Может быть, мне следует капитулировать? В последний раз пройти между разломанных аттракционов, сдаться Вону и протрезветь во время долгой дороги домой.

Домой. Шепот в траве повторяет это слово. Дом.

Дом — это не особняк. За уютом комнат, которые я занимала вместе с сестрами по мужу, прячется нечто гораздо более зловещее. Я вспоминаю безжизненную руку Роуз, свесившуюся из-под простыни, о том, как у меня на глазах умирала Дженна, погибшего ребенка Роуз и Линдена. Во всех этих муках и горестях можно винить только одного человека — того самого человека, которому как-то удалось отыскать меня здесь.

— Мне нельзя туда возвращаться, — восклицаю я и чувствую, что начинаю приходить в себя. — Вы не знаете этого человека так, как знаю его я. Если он меня не убьет, то сделает нечто гораздо худшее. Он уже творил худшее. — У меня срывается голос. — Где Габриель? Нам надо бежать!

Мне не хотелось называть его имя при посторонних, но какая теперь разница? Кругом сплошное безумие!

Сирень с Джаредом неуверенно переглядываются.

— Не смей, — говорит ей Джаред так тихо, что его почти не слышно.