— Да. Идиот гребаный!

— Я так понимаю, ты не собираешься танцевать для него?

Я ответила ей выразительным взглядом.

— Он тебе досаждает?

— Есть чуток. Сидит в первом ряду и действует на нервы, по правде говоря.

— Ясно, — сказала она и вышла из комнаты.

Когда я вернулась в зал, его уже не было.

Закончив выступление, я поговорила с Хеленой. Оказывается, его выставили. Больше его в клуб не пустят, пообещала она.

Я чуть не бросилась ей на шею.

Вторую половину дня я занималась разными делами, стараясь отвлечься от мысли о следах в иле, прямо под иллюминатором, но эта мысль никак не покидала меня. Кто-то побывал тут, когда начался отлив, — ранним утром, пока я еще спала.

Каюта после работы наждаком была покрыта мелкой пылью-, так что пришлось вытирать все поверхности влажной тряпкой. Работая, я поглядывала в иллюминатор, словно опасалась увидеть за ним чье-то лицо. Наконец стемнело, и, кроме пустого черного круга, я уже не различала ничего.

Закончив в каюте уборку, я прополоскала тряпку и оставила ее сохнуть. Час был не поздний, однако я совершенно вымоталась и, отправившись в постель, провалилась в беспокойный сон, а прилив тем временем прибывал, размывая следы под иллюминатором, пока они вовсе не исчезли, словно их никогда и не бывало.

Всю неделю после того, как его выставили из «Баркли», Ян Данкерли избегал меня. Я уже надеялась, что пронесло, что охранники, выводя его силой из клуба, вложили ему в голову каплю ума.

Разумеется, я ошибалась.

Наступила пятница. С тех пор как я начала танцевать, я редко участвовала в завершавших неделю корпоративных попойках, но большинство коллег регулярно отправлялись в паб надираться за счет фирмы, а дальше — либо по домам лечить похмелье, либо продолжать пить, но уже за свой счет.

Данкерли не часто присоединялся к нам. Кому-то из начальства он объяснял, что считает правильным оставлять иногда команду повеселиться без него, это развивает в сотрудниках чувство независимости. Чушь собачья. Просто он знал, как мы его «любим», и за пределами офиса кто-нибудь вполне мог ему врезать, особенно после бутылки-другой. Но на этот раз, явившись около восьми в «Разбойник», я застала там босса с бокалом красного. Я засиделась допоздна, распределяя мероприятия на будущую неделю. Я часто это делала по пятницам, чтобы подвести итоги своей дневной работы и переключиться на «Баркли».

Я заметила, что он уже слегка пьян, жирная лысина блестела в свете ламп, освещавших барную стойку. Мне бы развернуться и задать стрекача, но я устала и уже несколько часов предвкушала свой стаканчик вина.

— Дженевьева! — произнес он, изгибая руку дугой так, будто ожидал, что я нырну в его потную подмышку и прижмусь к нему.

— Ян, — ответила я, — по какому случаю?

Он хотел рассмеяться, но только фыркнул, от чего стал совсем уж похож на пьяного идиота.

— Подумал, стоит выпить с командой, — ответил он во всеуслышание, а затем драматическим шепотом, только для меня: — Потом, может, еще куда-нибудь наведаюсь. Что порекомендуешь?

— Порекомендую идти домой, — сказала я.

Данкерли бросил на меня злобный взгляд. Да уж, я дала маху.

— Извини, — с трудом выдавила я улыбку. — День был трудный.

Я взяла стакан бургундского, отхлебнула глоток. Один стакан, приказала я себе. Один — и вон отсюда. Я попыталась отвлечься разговором с коллегами, но все таращились поверх моего плеча на Данкерли, словно опасались, как бы он не взорвался.

— Странно он себя ведет, — сказал Гэвин. — Как будто возбужден или что.

Я рассмеялась: Гэвин точно уловил суть. Никому из коллег я пока еще не рассказывала о «Баркли». И вряд ли кто-нибудь с ходу поверит мне, вздумай я рассказать.

За пару минут я прикончила стакан и попрощалась с Гэвином:

— Я пошла.

— Что? Нет, еще рано.

Я подмигнула ему:

— У меня свидание! Серьезное! — Ничем иным он бы не удовлетворился.

— Правда? С кем?

— Расскажу в понедельник, — посулила я в расчете, что за выходные потребляемое Гэвином спиртное отшибет у него воспоминания о нашем разговоре.

На том я поцеловала его в щеку и двинулась к двери.

Данкерли пошел за мной. Я этого не замечала, пока не спустилась в метро, и вдруг он напер на меня сзади в толпе, спешившей на Окружную линию. Час пик еще не закончился, я ушла из бара рано.

— Куда торопишься? — заговорил он мне прямо в ухо, обдавая винными парами и запахом кукурузных снеков с сыром.

— Домой, — ответила я. — Ты-то почему не в баре, Ян? Все удивятся, куда ты ушел.

Даже посреди людской толпы я чувствовала исходившую от него угрозу и вынуждена была разговаривать с ним любезно, хотя готова была столкнуть его на рельсы.