– Не хочешь улетать – сдохни! Не хочешь сдохнуть – улети! Только душу не терзай! – повторял он, втыкая раскаленную иголку прямо в скотч, покрывавший пчелу в несколько слоев.

Внезапно в дверь раздался звонок – вкрадчивый, двойной. Первый тихий, почти намечающий, второй чуть тверже, но тоже очень быстрый. Так звонит тот, кто не хочет привлекать лишнего внимания соседей. Макар немного выждал, соображая. Он никого не ждал. Кто это? Вдруг сосед с шестого этажа, зачем-то выставивший на лестницу спортивный велосипед и пристегнувший его детским замочком, который ногтем откроешь? Велосипед Макар взял погонять по гололеду, прикольно же, думал вернуть, но в сквере сшиб тетку с коляской (нечего ребенка таскать ночами, сидела бы дома, клуша!), тетка подняла визг, и ему пришлось срочно удирать от ее взбесившегося мужа. Без байка, конечно. Не до него было. Защитник, блин, фигов! Самец-производитель! Если у тебя с головой не все в порядке или кулаки чешутся – купи себе грушу и колоти ее на балконе. Но хозяину же велосипеда не объяснишь, что Макар ни в чем не виноват. Да и вообще стал бы владелец так застенчиво звонить? Небось и дверь бы еще попинал ногами, тоже психопатина та еще!

Решительно откинув версию с байком, Макар стал соображать дальше, вспоминая, что он еще натворил. Может, это та визгливая тетка из соседнего дома, у которой в ящике сами собой запылали газеты? И еще врет, что он спичку бросал, брехло старое! Протри глазные линзы! Ясно же, что это просто несчастный случай. Макар, правда, прошел мимо с зажигалкой, проводя огнем под всеми ящиками, но мыслей поджигать что-либо у него не было. Во всех ящиках не загорелось, а этой визгливой как всегда повезло. Сама виновата! Почту надо выгребать! Пусть еще докажет, что это он. А консьержка пусть заткнется, маразматичка! Она ничего не видела! Когда у дуры какой-то сумочку на парковке вырвали, тоже стала брехать, что это он. А Макар тогда вообще в ШНыре был. Хорошо, хозяйка сумочки вспомнила, что тому мужику лет сорок.

В коридоре послышались шаркающие шаги. Баба Валя отправилась открывать, понемногу поскуливая для разогрева. В тренировочном пока режиме. «На кого меня…» да «бедная моя головушка!» Плакаться-то умеет, камень разжалобит. Макар прокрался к двери, прислушался. Не открывая, она врала кому-то, что его нет дома.

По тому, что врала шепотом, Макар определил, что она боится, что он, Макар, услышит. Ага, значит, это не хозяин байка и не газетная тетка! Тут баба Валя расстаралась бы на публику, потому как люди часто затихают, когда на них встречно вопишь и при этом плачешь. Баба Валя – женщина боевая, бывалая. Громче ори – сойдешь за потерпевшего!

Раз так шептала – значит, это кто-то из друзей. От них она не ожидала ничего хорошего. Даже считала их хуже врагов, потому что враг дал тебе в глаз и забыл, а друг и сам сел, и тебя уволок.

Макар выскочил в коридор.

Баба Валя испуганно обернулась.

– Макарушка! Да нет там никого! Ушли!

– Уйди, тебе говорят!

Взяв бабушку за плечи, Макар в меру вежливо отшатнул ее с пути и открыл двери. И – удивился! На площадке, правда, никого. Более того, не было слышно ни звука лифта, ни удалявшихся по лестнице шагов. Его это озадачило. Кто бы ни стоял там снаружи, он не сумел бы исчезнуть бесследно. Решив, что пришедший поднялся на одну площадку и стоит там, затаив дыхание, Макар бросился по ступенькам. Никого. Спустился немного – опять никого.

Макар вернулся в квартиру. Баба Валя стояла у вешалки с лицом подпольщицы, которая ни за что не скажет, где передатчик. Старая школа, партизанская.

– Кто это был?

– Не знаю! Не пущу тебя! Убей меня – не пущу!

Макар убивать бабушку не стал. Она еще пригодится, когда Россию завоюют недружественные народы. Надо будет прятать оружие и боеприпасы, а уж бабу Валю не расколешь. Снова отшатнув ее с пути, он хлопнул дверью комнаты и закрыл ее за собой на задвижку. Шагнул к столу и внезапно застыл на месте. У его стола кто-то стоял и, наклонившись, разглядывал замотанную скотчем пчелу.

– Сильно ты ее. Всю истыкал. И не дохнет?

Макар молчал. Парень повернулся. Щуплый, тощий, с обострившимися скулами. Лицо такое принципиальное. Макар смертельно боялся таких лиц. Они чокнутые все, с заводом. Однажды, когда ему было лет тринадцать, он в школьном туалете бил одного парня, а тот вставал и шел на него с залитым кровью лицом. Макар снова бил, а тот вставал и опять шел, даже не пытаясь поднять для защиты руки. После десятого раза Макар не выдержал и сбежал, потому что дико страшно, когда на тебя идет такая психованная котлета.

Так вот этот парень был другим, но выражение на лице имел примерно такое же: я кругом прав, а вы все передо мной виноваты, обижаете меня, но я прав. Макара не покидало ощущение, что он его где-то видел. Потом вспомнил: на висевшей в столовой общей фотографии шныров. Хорошая фотография, с рамкой. Кажется, он стоял там вместе с Вовчиком и Оксой. Только тому парню было лет семнадцать, а этот выглядел года на двадцать три. Что-то тут не стыкуется, тогда и Вовчику с Оксой было бы не меньше. Может, не он, а какой-нибудь брат?

– Как ты вошел? – спросил Макар. Ему было непонятно, каким образом парень просочился мимо бабы Вали.

– Ногами. Я, увы, не летаю! – сказал парень и, точно объясняя, что такое ноги, подвигал одной.

– Чего тебе надо? – спросил Макар.

– Я Денис.

– Из ШНыра?

Тот уклончиво шевельнул плечами. В этом была очень точно заложена мысль, что, конечно, он из ШНыра, но в то же время и не совсем.

– Меня послали за твоей пчелой. А она тут сразу на столе лежит… Не ожидал, не ожидал! – произнес он точно с некоторым удивлением, что все оказалось так просто.